Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мира! – зовет она. – Ты опять еле шевелишься. Иди сюда!
– Да, мама! – недовольный детский голосок. – Иду…
Мячик выскальзывает из-под ладони девочки и медленно, словно в замедленном кино, прыгает по проезжей части, едва не попадая под проехавший автомобиль.
– Мой мячик!
Девочка бросается за мячом.
Тяжелый грузовик проезжает перекресток, ускоряясь, торопясь проскочить под вот-вот загорящийся красный свет. Ледяной ужас сковывает сердце: подхватившая мяч девочка стоит к грузовику спиной.
– Мира! – женский крик, переходящий в отчаянный визг. Девочка недоуменно озирается, хлопая глазами. Звон разбившегося о тротуар бутылочного стекла – уже далеко за спиной – успеть добежать, успеть! Грузовик громко сигналит, девочка медленно поворачивается на звук – и замирает, словно кролик, под слепящими лучами фар. Флюоресцирующая краска на мяче в ее руках горит ярким бело-красным пламенем. Успеть! Проклятый каблук подламывается, но рука успевает оттолкнуться от асфальта, и ноги выносят, удерживая тело, и времени остается только на то, чтобы успеть вытолкнуть ребенка обратно на тротуар…
…и времени не остается уже ни на что. Налетающий грузовик громко ревет клаксоном, и отчаянно визжат тормоза и покрышки, и, словно оскаленные в издевательской усмешке зубы, сияет хромированная решетка радиатора, и поздно, поздно, поздно, потому что в воздух взлетает искаженный, изломанный силуэт ребенка, и мгновением позже чудовищный беззвучный удар переворачивает мир, и свет гаснет. Навсегда.
– Я не успела, – прошептала Сиори. – Я не успела. Если бы не проклятый каблук…
– Ты не должна себя винить, – сочувственный ласковый голос где-то на краю сознания. – Ты сделала все, что могла.
– Я сделала недостаточно. Я не успела. Какая разница, все я сделала или нет?
– Большая, госпожа Сиори. У тебя впереди долгая дорога, и смерть – лишь краткий эпизод. Ты поступила как должно – и сделала все, что могла. Теперь ты можешь отдохнуть спокойно.
– Я не могу отдыхать. У меня масса дел. Я… Я…
– Академия проживет без тебя еще несколько дней, госпожа Сиори. Ты должна отдохнуть. А сейчас – проснись.
Ректор медленно открыла глаза и уставилась в потолок, залитый розовым рассветным светом. Академия. Она в Академии. Ее спросили, хочет ли она помочь детям. И она согласилась. Теперь она помнит. А раз она обещала, она обязана сделать все, что в ее силах. Хватит с нее одной неудачи.
– Тираса… – прошептала она. – Хитоя… Как же они без меня.
– На Текире прошло шесть лет, госпожа Сиори. Твоей дочери уже исполнилось четырнадцать. Она ходит в старшую школу и одна из лучших учениц. Ты сможешь посмотреть на нее, если захочешь.
Только сейчас Сиори осознала, что по-прежнему стискивает пальцы Кансы, хотя лежит уже не на диване, а в своей постели, раздетая и закутанная в одеяло. Она с трудом повернула голову. Тело плохо слушалось, и даже такое простое действие потребовало изрядного напряжения. Хрупкая рыжеволосая женщина сидела на стуле рядом с постелью.
– Сколько времени? – хрипло спросила ректор.
– Половина пятого. Как ты себя чувствуешь, госпожа Сиори?
– Я… не знаю. Голова кругом идет. Я так и провалялась всю ночь? А ты сидела рядом со мной? Извини, что заставила потратить на меня столько времени.
– Ничего страшного. Я отключалась на несколько часов, пока шел процесс восстановления и моего присутствия не требовалось. На самом деле я ожидаю твоего пробуждения всего несколько минут.
– Все равно…
Ректор попыталась сесть, но Канса удержала ее.
– Не стоит, – сказала она. – Тебе пока что нужно просто лежать и приходить в себя. Еще недели две ты станешь чувствовать себя странно, но со временем все пройдет. Госпожа Сиори… ты не жалеешь, что выбрала сатори? Что проснулась?
– Жалею? – Сиори прерывисто вздохнула. Хотелось плакать, но слезы не приходили. – Я жила своей жизнью. Учительница в младшей школе – не ахти что, но все-таки у меня была семья – муж и дочь, и мы любили друг друга. Шесть лет! Они, наверное, меня уже и забыли.
– Не стоит слишком много думать о старой жизни. Она – в прошлом. Важны лишь настоящее и будущее.
– Виртуальность… Мы ведь в виртуальности, да, госпожа Канса?
– Да. Но для детей в Академии это единственная реальность, которую они знают. Ты нужна им.
– Я знаю. Я не собираюсь сбегать, госпожа Канса. Мне действительно нужно полежать пару часов, чтобы прийти в себя. Потом я постараюсь собраться и заняться делом.
– Боюсь, ты излишне оптимистична. Я не выпущу тебя из постели еще минимум сутки, – решительно заявила вошедшая в поле зрения Клия. – Да и потом тебе еще придется координацию тела восстанавливать.
Клия. Теперь Сиори гораздо лучше понимала, что она такое. Искин, хотя и совсем не такой, к каким она привыкла. И многое в ее поведении теперь видится иначе. Теперь понятно, как она могла проводить бессонные ночи у постелей заболевших кадетов, а потом, свежая и улыбчивая, идти на утренние лекции. Искин поддержки – да какая разница? Не собирается Сиори разбираться, разумна ли на самом деле директор медслужбы или же просто запрограммирована так хорошо. Главное, что они в одной команде.
Тоска прошлого вечера на мгновение всплыла в сердце – и тут же растаяла под приливом мощной волны стыда. Как она могла так расклеиться? Время для воспоминаний и сожалений еще придет, но сейчас ей некогда. Ей следует собраться и восстановиться как можно быстрее. Ведь другие рассчитывают на нее.
– Ну, как наша болящая? – весело спросил Май, влетая в комнату. – Мне тут Бо сообщила, что все сломалось окончательно. Каси, признавайся, много напортачила?
– Лика, я сейчас в тебя брошу чем-нибудь тяжелым, – пригрозила Канса. – Все нормально прошло. Момбан сообщил, что степень восстановления личности пять девяток, прогноз двух нулей – не позже двух-трех недель.
– Замечательно! – просиял Май. – Сира! Если ты в порядке, кончай симулировать и вылазь из постели. Исука еще ночью проснулась, у нее все куда легче прошло, чем у тебя. Она жаждет с тобой поболтать и сравнить воспоминания.
– Иса… А Грампа? Ее тоже будили?
– Нет, конечно. Я с ней пообщался, и она согласилась, что превратить в инвалидов, пусть и временно, двоих из шести воспитателей и то многовато. И у нее степень восстановления личности не более сорока процентов, ей вообще
