– Мы никуда не пойдем, – подумав, сообщил Сирхан. – Мы останемся караулить деньги. Чтобы не украл никто.

– Флаг тебе в руки, – хмыкнул Палек. – Только не галдите. Мы скоро вернемся, и я спать завалюсь. И момбацу сан Пиреш тоже.

С денежным мешком он отошел к палатке возле навеса и нырнул в нее, чтобы минуту спустя показаться снова, без мешка, но с двумя большими электрическими фонарями и с двумя парами рабочих холщовых рукавиц. Палатку тут же окружили люди, рассевшиеся на земле с таким видом, словно намеревались провести здесь остаток вечности. Часть рабочих, впрочем, бросились в темноту ночных джунглей, подсвечивая факелами дорогу. Представитель профсоюза уселся прямо перед входом, скрестив ноги и уперев кулаки в бедра, всем видом показывая, что проникнуть внутрь вор сможет только через его труп.

– Держи, – Палек сунул Пирешу фонарь и рукавицы. – Пойдем, оглядимся по-быстрому.

Гулан взял предложенное, поднялся со скамьи и пошел вслед за Палеком по узкой тропинке между густых кустов. Восточный инженер вроде бы неспешно перебирал длинными ногами, но Пиреш с трудом за ним поспевал. Идти, к счастью, пришлось недалеко – площадка перед пилонами, на которой обрывалась дорога, располагалась от лагеря в двух минутах ходьбы. Гигантские, в пятнадцать саженей каждый, пилоны угрожающими тенями чернели на фоне звездного неба, и на их вершинах неспешно перемигивались синие и оранжевые сигнальные огни. Дурость, конечно. Какие здесь самолеты ночью? Они и днем-то среди местных горных отрогов почти не летают.

– Не следовало говорить им про деньги, – неодобрительно сказал гулан, подходя к Палеку. Он включил фонарь, сунул его в куст так, чтобы тот светил горизонтально, натянул рукавицы и принялся помогать снимать большой кусок толя, закрывавший один из барабанов с главным несущим тросом. – Тем более – оставлять деньги в палатке без присмотра. Украдут.

– У меня? – хмыкнул тот. – Щаз. Они всерьез верят, что я умею проклятья насылать. Ну, что скажешь? Нормально?

– Нормально, – Пиреш сходил за фонарем и в его свете критически оглядел верхние петли троса. Тот лоснился от смазки, признаков ржавчины на нем не наблюдалось. И то верно – если бы он под укрытием проржавел за два периода, как его использовать для моста, который должен под дождями и ветрами прослужить лет двадцать как минимум? – И все-таки зря. Я бы не сказал. Верят или не верят, а отчаянный дурак всегда найдется.

– И пусть себе. В сумке денег нет, они в мини-сейфе в багажнике. В сумке только одна бумажная кукла – и небольшая, но очень неприятная бомбочка с неотмывающейся краской. Если достать неумеючи, прямо в морду бабахнет. Прикинь, каково полгода проходить с синей рожей? Ты не отвлекайся, работай.

Вместе они снова накинули толь на катушку и перешли к следующей.

Все тросы оказались в порядке – и толстые несущие, и тонкие вспомогательные, и даже пеньковые канаты для перетаскивания несущих тросов через пропасть. Катапульта для переброски каната тоже выглядела вполне рабочей и не разукомплектованной. Разумеется, завтра, когда запустят генераторы, может выясниться, что что-то в ней все-таки не перенесло местного влажного климата, но тут уж ничего не попишешь. Вторая такая же стояла на противоположной стороне ущелья вместе с лебедками, и если ее все-таки изуродовали, можно заменить на эту.

– Перебираемся туда? – деловито спросил Пиреш, закончив укрывать катапульту.

– Нет, пожалуй, – Палек почесал в затылке. – Точнее, я перебираюсь, а ты топай-ка дрыхнуть. Последняя спокойная ночь у тебя. Завтра опять начинается нервотрепка.

– Ты хочешь в одиночку лазить по склонам? – нахмурился гулан. – Не стоит. Слишком опасно. Я с тобой.

– Спасибо за заботу, но не стоит. Мне в одиночку даже безопаснее.

– Но…

– Не стоит, – повторил Палек. – Пиреш, я тебя давно спросить хотел – почему ты все еще тут? На стройке, я имею в виду, а не дома, в Маньяхе? Или еще где в Граше?

– А? – удивился инженер. – Ты мне деньги платишь, я здесь работаю. Что-то не так?

– Я тебе уже давно ровно столько плачу, чтобы ты с голоду не помер. Я очень, конечно, извиняюсь за финансовые неурядицы, но не факт, что дела поправятся в ближайшее время. У нашего правительства туго с деньгами, а мест, куда их можно потратить, с избытком. Многие на твоем месте давно бы нас послали подальше и уехали. Почему ты остался?

– Почему? – задумчиво переспросил гулан, стягивая рукавицы. – Не знаю. Наверное, потому, что тоже хочу увидеть твое шоссе достроенным.

– А зачем тебе? Твой дом в нескольких тысячах верст отсюда. Даже если ты закончишь мост, все равно уедешь и вряд ли когда вернешься. Есть шоссе, нет шоссе – тебе все равно.

– Ты хочешь, чтобы я уехал?

– Так скажем: я пойму, если ты захочешь уехать. Пойму и не обижусь. Тебе я выплачу все долги полностью и еще и премию добавлю в размере двух месячных жалований. Только предупреди меня за неделю, чтобы я попытался кого-нибудь найти на твое место. Договорились?

– Нет. Я не собираюсь уезжать, – Пиреш выключил фонарь и запрокинул голову, уставившись на звезды. – Терпеть не могу бросать дела незавершенными. Я все-таки профессиональный строитель, знаешь ли. Если твою стройку прикроют официально, я уеду, но не раньше.

Палек негромко рассмеялся и хлопнул его по плечу.

– Спасибо, – сказал он. – Я ценю такое отношение. Только ты неправильно говоришь. Это не моя стройка, а наша стройка. Скорее даже, твоя. Видишь ли, у меня появились дополнительные дела, которые потребуют моих частых отлучек, так что я намерен передать все вожжи тебе. Твоя квалификация на должном уровне, и ты здесь достаточно долго, чтобы и к тебе привыкли, и ты привык к местной специфике. Потянешь самостоятельную работу?

Пиреш покусал нижнюю губу.

– Не знаю, – наконец признался он. – Не уверен. Как-то неожиданно все. Я еще никогда не руководил проектом. Тем более – в таких условиях.

– Все когда-то случается впервые. Да и я тебя не брошу и советом всегда помогу. Жалование, кстати, ты станешь получать полностью и без задержек, и я его увеличиваю на тридцать процентов – за вредность. И такая строчка в резюме тебе очень пригодится, если решишь домой вернуться. Ну все, иди отдыхай. А я на ту сторону. Если увижу, что с лебедок гайки и рычаги поскручивали, точно кого-нибудь прокляну паршой и почесухой.

И Палек, как он умел, беззвучно канул в ночную тьму и бесследно в ней растаял. Пиреш посмотрел ему вслед и в сомнении покачал головой. Управлять всей стройкой? Завтра здесь опять вовсю закипит работа, затарахтят электрогенераторы, сотни человек засуетятся вокруг пилонов, лебедок и бетономешалок, оживут мертвые