Просторная прихожая В превращала толкущуюся суматоху сборов в неторопливое и комфортное одевание, где каждый, не мешая другому, занимается своим делом. Мало того, ещё и ведёт размеренные прощальные беседы. Вилена после женских обнимашек осталась дома укладывать детей, а В вышел во двор проводить нас и закрыть ворота. Ещё раз погрозив указательным пальцем во время прощального рукопожатия, В обозначил своё намерение на скорейшую очередную встречу и продолжение беседы. Мотя в ответ сообщил, что в ближайшие дни ждёт нас в любое время даже без предварительного звонка.

Разговор дома у В развивался столь стремительно, что для разгребания послевкусия каждой произнесённой фразы у меня не было и минуты времени. А ведь как раз разгребание послевкусия и даёт возможность полноценно усвоить съеденное. Жадно хватать верхушки, оставляя огромные зазоры в цельной картине — это бесполезная трата времени и сил. А смакуя, десятки раз пережевывать открытое для себя — это ли не смысл любых разговоров? Пережёвывать и разбирать ради возможности поставить окончательную точку, получить всецелое понимание. Точку в бесконечно долгом разборе, порой застревающем в голове на года. Подобную точку я сформировал примерно полгода назад, завершив разбор одной из самых увлекательных и плодотворных бесед в своей жизни. Невероятно, но столь ценная находка зародилась одиннадцать лет назад при взаимодействии с абсолютно незнакомым человеком.

В ту пору вникать в слова других людей для меня было чем-то чуждым и в какой-то степени даже зазорным. «Слушать — удел слабаков, а истинные лидеры — говорят!» Так я раньше думал. Завоевывать внимание блистательной болтовней и мнимым остроумием, вызывая одобрительную реакцию, — вот к чему был стойкий интерес. Я не умел и не хотел слушать других людей, желая лишь говорить и быть услышанным. И если кто-то рассказывал интересную историю, способную увлечь внимание окружающих, то для меня это было своеобразным вызовом и прямым сигналом, чтобы начать переманивать их внимание на себя. В голове срабатывал щелчок, призывающий не стоять на обочине среди зрителей, а непременно сделаться центром дискуссии и её главным действующим лицом. Я тут же начинал вставлять в рассказ другого человека свои хлёсткие замечания, шутки и инсинуации — словом, делал всё, что только возможно, дабы исполнить задуманное. Самолюбие, подогреваемое безмерным эгоизмом, безупречно делало своё дело. И то обстоятельство, что какой-то малознакомый пожилой сосед из третьего подъезда смог увлечь меня своими словами и заставить с огромным интересом слушать, сделало эту беседу ещё более значимой и запоминающейся.

Стоял тёплый вечер поздней весны. Медленным шагом я подходил к дому в ужасном настроении, озлобленный на однокурсника за поражение в публичном споре на тему правоты его поступка. Проходя мимо сидящего на лавочке соседа, я кинул вполне себе дежурное «добрый вечер», на что получил начало разговора, запомнившегося мне навсегда.

— Очень любопытно наблюдать за человеком, пребывающим в злости, — неожиданно заговорил он в ответ на моё непримечательное приветствие. — Бывает так, что ровно две минуты назад его мир был полон красок и разнообразия. Человек куда-то стремился, о чём-то мечтал, хотел чего-то достичь и варился в прекрасной суете повседневной круговерти. А спустя мгновение обуявшая злость вдруг раскрывает перед ним мрачный, бесцельный, одинокий и жестокий мир. Нежданно-негаданно перед человеком предстаёт ненавистный мир, ненавидящий и его самого. И, что особенно странно, переход из одного состояния в другое стремителен. В считаные секунды из красок и разнообразия жизнь превращается в мрачную серую бесцельность. Мир рушится в один миг. Одна ситуация в одном из аспектов его жизни, и тут же абсолютно иной взгляд на всю совокупность своей жизни. Как думаешь, почему так происходит?

Выказывать недоумение от факта спонтанно начавшегося диалога и разбираться в причинах его возникновения мне виделось проявлением слабости. Я решил принять вызов и быстро указать своё место возрастному умнику, вздумавшему чего-то мне вдруг объяснять нравоучительным тоном:

— Переход из одного состояния в другое, — отреагировал я как ни в чём не бывало, — происходит по причине погружения человека в некое безумие, приводящее к потере возможности адекватно воспринимать окружающую реальность. В момент злости человек теряет нить логических событий своей жизни и моментально оказывается впутанным в вымышленный клубок враждебного хаоса.

— Нисколечко не так, — с лавочки последовало решительное возражение. — Ведь если находящемуся в состоянии злости человеку рассказать о его якобы «неадекватном» восприятии своей жизни, то он с лёгкостью возразит вполне конкретными аргументами, доказав ими верность своей нынешней позиции. Человек, находящийся в состоянии враждебности к окружающему миру, предметно объяснит, почему именно «всё плохо» и на чём основана непоколебимость его позиции. Он детально расскажет любому интересующемуся, что конкретно ему надоело и какой аспект жизни вызывает возмущение. Он поведает, кого и почему он отныне отказывается терпеть и какую грань своей жизни он бы желал изменить. А пока всего этого не произойдёт, его жизнь так и будет оставаться кромешной тьмой и ужасом. И возразить на его слова будет попросту невозможно, ведь они будут логичны и адекватны. Поэтому я бы не рискнул нарекать подобное состояние «безумием».

Моя спесь была немного подбита, но боевое равновесие сохранялось:

— Дело тут в том, — без промедлений настаивал я, — что человек просто начинает смотреть на свою жизнь однобоко и плоско. Человек перестаёт видеть положительные моменты, зацикливаясь на отрицательных. Закрывает глаза на всё хорошее в своей жизни, выставляя на передний план всё плохое.

— Это лишь продолжение твоего предыдущего предположения, — сухо срезал он. — Это развитие мысли о неадекватности взгляда человека на свою жизнь. Попробуй начать рассказывать разозлённому человеку о положительных аспектах его жизни и припоминать ему что-то хорошее и приятное, как тут же услышишь массу возражений. Что якобы все хорошее в его жизни либо не так уж и хорошо, как кажется со стороны, либо крайне незначительно по сравнению с плохим. Складно и трезво человек разъяснит тебе справедливость своего нынешнего взгляда на жизнь. И возможно, в конце даже добавит: «Хоть завтра я и успокоюсь, оправдывая себя мнимыми прелестями своей жизни, но на самом деле, моя жизнь такая, какой я её вижу сейчас». Такие умозаключения иногда делают особо въедливые люди, любящие копаться в деталях собственного мировоззрения. Поэтому я настаиваю, что ни о каком «безумии» или «неадекватном поведении» речи быть не может.

Под стать ему я старался отвечать быстро, не показывая виду, что у меня заканчиваются варианты:

— А почему вы не допускаете мысль, что жизнь человека, аргументированно объясняющего, как не отрадна его доля, действительно ужасна? Вполне вероятно, что у него действительно всё плохо, а он просто держится из последних сил, взрываясь время от времени и срывая пелену со своего взгляда на собственную жизнь. А потом успокаивается и целенаправленно надевает розовые очки до следующего взрыва для возможности хоть как-то дальше жить и что-то делать.