Артур вдруг останавливается. Свистит, хохочет и еще раз пронзительно свистит. Белый крнь поднимает голову, встряхивает гривой. И — летит по траве, блестят мокрые бока; белый конь, белый, как молоко, как снег, как лесной олень. Развеваются грива и хвост. Одним прыжком перемахивает изгородь. Вороной — следом.

— Турм! — кричит Артур.

Конь тычется ему в руки, от мокрой гривы разлетаются брызги. Артур ласкает Турма, хлопает по боку Лихого.

— Близко, близко твой хозяин. Расчешет, вычистит, выкупает…

Звонко, словно смех, словно труба победы, звучит ржание Турма.

Идут Артур с Плясуньей по мокрой дороге, бегут вслед за ними кони. Вот и опушка леса. Плясунья прислоняется к сосновому стволу. Она промокла до нитки. Хвоя не защищает. Вода потоком низвергается с небес. Артур хватает Плясунью в объятия, целует лоб, щеки, прилипшие ко лбу пряди мокрых волос.

Плясунья закидывает руки ему на шею. Молит:

— Не уходи. Только не уходи.

Она чувствует себя мягкой глиной, воском в его руках. Если он уйдет — она застынет бесформенным комом.

— Зачем тебе пробираться в Тург? Ральд выведет дружину. Останься со мной.

Артур качает головой. Пока он король — должен думать о чести венца.

Скрипят колеса повозки. Артур разжимает объятия. Оборачивается. Оружейник бросает вожжи. Смеясь, спрыгивает с повозки Гильда, ее окружают музыканты и Либурне, которых Оружейник нагнал в пути. Складывают на мокрую траву горшки и кувшины, освобождая скорчившегося на дне повозки Драйма.

— Мы тут мокнем, а он в тепле отлеживается!

— Ничего, сейчас будет ему омовение.

— Нет, что ни говори, повезло. Такая гроза!

— Без нее стражники были бы втрое бдительней.

— У меня сердце упало, когда вас задержали!

Гильда поглядывает на Драйма, улыбается. Больше всего боялась — во время остановки в воротах, — что Драйм, не вынеся ожидания, выскочит из повозки с мечом в руке.

Драйм медленно приходит в себя. Никто не знает, чего ему стоили эти минуты в воротах. Не за себя боялся… Тут он замечает Лихого. Гладит коня, охлопывает, восклицает что-то ласковое. Ох, давно не скребли, не чистили, хвост и грива в репьях.

— А где Плут? Должен был уже подойти.

— Сейчас объявится. Ну ловок! Без него нам бы не поздоровилось.

Артур с Плясуньей вступают в общий разговор, спрашивают, как остальным удалось выбраться из города. Ждут Плута.

…Миновало полчаса, час. Разговоры смолкли, смех затих. Кончился дождь, небо разъяснило, над лесом загорелась узкая полоса заката. Гильда достала со дна повозки туго набитый дорожный мешок, развязала, подала каждому сухую одежду. Еду предлагать на стала — никому кусок в горло не пошел бы.

— Может, он перепутал место встречи? — в сотый раз спросила Плясунья.

Никто ей не ответил. Да и что ответить, когда дорога прямая, ровная, как стрела, — захочешь, опушки не минуешь.

Плясунья расплакалась. Артур сжал ее плечо, поднялся:

— Пора.

И все поняли недоговоренное: «Плуту весь план известен. Если расскажет…»

Тут уж Плясунью никак не унять стало, казалось, на слезы изойдет. Артур попросил у нее поясок, накинул на шею Турму, конец пояска подал Плясунье:

— Тебе поручаю. — Обернулся к остальным: — В Колосье теперь не ходите. Ступайте в Песчаники, это селение в трех милях к югу от Колосья.

— Я знаю, — откликнулся Флейтист.

— Дорога дальняя. Торопитесь. Я приведу дружину туда.

Драйм, взглядом простившись с Гильдой, подошел к Артуру. Оружейник обнял дочь. Музыканты и Либурне стояли рядом. Плясунья плакала, уткнувшись в белую гриву Турма. Конь недовольно пофыркивал, косил глазом.

* * *

Легкой, упругой походкой воина, привыкшего к многомильным переходам, шагал Артур по дороге. У бедра покачивался «Грифон». Лук и стрелы Артур оставил в повозке Гильды. Драйм — впервые за долгие годы — держался рядом с побратимом.

Они свернули с дороги и оказались в березовой роще. Эта роща когда-то была излюбленным местом прогулок леди Арны, у Артура с Драймом березы до сих пор именовались «деревьями леди Арны». Березы о чем-то шептались, и каждый раз, когда ветер тревожил листья, вниз проливались капли, и казалось, будто вновь начинается дождь.

Названые братья пересекли рощу и вышли к маленькому озерцу, обрамленному камышами и затянутому тиной. На берегу озера росла старая дуплистая ива, склонявшая ветви к самой воде. Проходя мимо нее, названые братья с улыбкой переглянулись. В свое время, когда они оба еще носили у пояса деревянные мечи, эта ива была их сторожевой башней, а заросли камыша — вражеским войском. Неприятель окружал крепость, бросался на штурм, но, разумеется, никогда не одерживал победы.

Ива осталась позади, они обошли озеро — Драйм, не удержавшись, мимоходом измерил палкой глубину. Подумать только; когда-то им было здесь по пояс.

Артур углубился в заросли осоки. Драйм — следом. В детстве они исходили все тропинки, но в болото не забирались ни разу, хоть и тянуло нарушить родительский запрет. Просто увидели как-то выступавшие из-под воды кончики рогов потерянной нерадивыми хозяевами козы.

…Холодная, липкая грязь затекала в сапоги. С каждым шагом все труднее становилось удерживать равновесие — проваливались то по колено, то по бедро; а под ногами — неверная, пружинящая опора, а под ней — бездна. Словно плясали на плохо натянутом канате над пропастью.

Артур погрузился в болотную жижу по пояс, налег на ольховый шест, выбрался. Сказал что-то. Драйм не расслышал, но Артур, вновь нащупав шаткую опору, повторил, задыхаясь, чуть громче:

— Черный Брод, помнишь?

Драйм поморщился. Как не помнить! Отец Аннабел вынудил каралдорских конников отступить в низину, где почва была слишком мягкой, кони начали увязать, всадники спешиваться, а воины короля теснили их все дальше; Артур с Драймом заканчивали битву, сражаясь по пояс в черной грязи.

На Драйме тоже не было сухой нитки — вода не доставала, так пот заливал. Странные, утробные звуки издавала трясина, выдыхая крупные пузыри. И каждый раз в груди противно сжималось. Нет, Драйм не воображал, будто это стонут погребенные под толщей воды мертвецы. И болотные огоньки не казались ему глазами утопленников, заманивающих в гиблые места живых. Тут и без огоньков: один неверный шаг — и угодишь в вонючую могилу.

Артур нащупывал длинным шестом путь, каждую кочку пробовал, прежде чем поставить ногу. Они пройдут, сумеют пройти. Не для того с боем прорвались из замка, хитростью выбрались из города, чтобы увязнуть в болоте. Если умирать, так на поле боя, с мечом в руке.

И все же в тот миг виделась ему другая кончина: вода поднимается все выше, заливает разверстый в отчаянном вопле рот… С губ Артура сорвалось проклятие. Утонуть в грязи, как хромой Иаков! Нет, нет…