– К моему поместию. Оно в двадцати верстах на запад от Новгорода, – ответил Вяземский.

Басманов тяжело вздохнул да сложил руки на груди.

– Мы не за потехою приехали, а по службе царю! – напомнил Афанасий, видя, как переменился настрой Фёдора.

На те слова юноша лишь развёл руками.

– Коли избрали сызмальства судьбу – верность Христу да верность царю, – протянул юноша, медленно расхаживая по палубе.

– О боже, Федь! – взмолился Афанасий.

– Не погорит, не погнётся наш дом, покуда мы с Богом, покуда с царём! – пропел Фёдор.

– Ишь разбирает тебя, Басманов! Поди лучше, вон, Пальского проведай! – бросил Афанасий.

Фёдор продолжал песню, да без слов – лишь насвистывал её, водя рукою в воздухе. Всяко юноша послушался Вяземского. Спустившись в трюм, Басманов увидел Димитрия, сидящего на тюке. Руки князя были связаны пред ним. Взгляд Димитрия был погасшим, но лишённым того оголтелого безумия, которое накрывало его накануне. Фёдор дал знак рындам, чтобы они несколько отступились от пленника.

– Княже? – произнёс опричник, подходя к Пальскому.

Тот поднял взгляд да сглотнул. Фёдор принялся внимательно вглядываться в лицо мужчины, читая следы жуткого мучительства.

– Долго ли ещё? – тихо спросил Димитрий.

– Ночевать будем уж на суше, – ответил Фёдор.

Пальский вздохнул, коротко кивнув.

– Ты мне вот что поведай, – произнёс Басманов, потянув один из сундуков за чугунное кольцо.

Выволочив его перед Пальским, Фёдор сел напротив князя, упёршись руками в свои колени.

– Ты перед Луговским ничего не учудишь? – спросил Басманов, чуть склоняя голову набок.

Князь поджал губы да мотнул головою. Кулаки его невольно сжались, и Фёдор то приметил. Уста невольно бормотали что-то, и поначалу Басманов и вовсе речи человеческой не признал – поди прознай в бреднях сих. Да подавшись вперёд, навострил опричник слух свой.

– Молю, молю тебя, не вороти меня, не снова, – бормотал Пальский.

– Полно тебе трястись, ей-богу! – с раздражением бросил Басманов. – Дрожишь, аки вовсе не роду людского! Слово даю тебе, как воротимся в Москву, лично пригляжу, чтобы никакой напасти с тобой да с дочкой твоей не стало.

– Да не того же страшусь! – и забил Димитрий зубами, будто бы на стуже лютой. – Не ваших подвалов, и палачей не ваших…

Опричник поднялся со своего места, похлопал Димитрия по плечу. Князь тотчас же посторонился, подавшись назад. То было столь резко, что сам Пальский пребольно стукнулся затылком о борт. Фёдор пнул сундук, на котором только что сидел. Резкий звук лишь больше встревожил Пальского. Княжеский взор забегал по трюму, доверху забитому припасами да поклажей. Басманов сплюнул на пол да вышел на палубу. Там уж поджидал Вяземский.

– Паршиво, – бросил Фёдор, мотая головой.

– Но он хоть складно отвечает? Хоть человеческой речью? – спросил Афанасий.

Басманов положил руку себе на затылок, глядя на горизонт. Новгород стал делаться всё дальше, и юноша сопровождал светлый град взглядом. Затем, глубоко вздохнув, он поглядел на Вяземского.

– Поразмыслим уже в поместье, как быть с ним, – молвил Фёдор.

Афанасий кивнул. Некоторое время опричники оставались на палубе. С озера неслись холодные ветра, всё равно что стояла середина лета. Наконец вдалеке загорелся робкий огонёк. С каждою минутой он всё делался ярче, и вскоре, на радость всем путникам, то стало ясно – пристань.

В терему боярском уж готовы были встречать гостей. В основном из прислуги были девчушки, совсем юные, реже – подростки. Взрослые женщины да мужчины большею частью работали да старались не попадаться на глаза Афанасию.

Басманова сразу проводили в его покои, а Вяземский пошёл проверять, как всё приготовили для Пальского. В комнате не было ничего, чем можно было навредить себе али иному, да всяко то не могло заверить Афанасия, что всё устроено как должно.

«Ежели бесноваться станет, он и об стену, и об пол башку свою полоумную расшибёт…»

Смирившись с тем, что нынче лучше не учинить, Вяземский спустился в горницу за князем.

– Ты погоди высматривать её, – молвил Афанасий.

– Хоть жива ли?.. – в надежде спросил Димитрий.

– Жива, – кивнул Вяземский. – Но прежде – Михал Михалыч.

Димитрий смиренно кивнул, ибо, право, выбора у него и впрямь не было. Меж тем Фёдор уж впервые смог крепко заснуть с долгой дороги. Утомило его судно, утомил шум воды, вечно нашёптывающий что-то за бортом, надоели ветра, а вместе с тем палящее солнце, от которого не спастись на палубе. Нынче Басманов наслаждался покоем да тишиной.

* * *

В Слободе меж тем дела шли своим чередом. К царю наведался его брат, Владимир Старицкий. Иоанн подивился, да всяко радушно встретил гостя. При встрече они крепко обнялись. Разница меж ними была велика настолько, что диву давался всякий, кто впервые прознавал, что уж одной крови они. Владимир выглядел много моложе, нежели он был в самом деле, в то время как Иоанн из-за грозного лика своего порой казался, напротив, несколько старше. Старицкий был росту даже выше многих князей из свиты своей, но всяко уступал своему брату. При всей разнице меж ними было нечто забавное в том радушии, с которым они обнялись. Не последнюю роль сыграло то, что Владимир прибыл без своей жены и, много важнее, – матери. О нраве скверном княгини Старицкой и об отношениях её с царём ведал всякий, и уж ведал Владимир.

– Уж думал, – молвил государь, оглядывая брата своего, – сросся с мамкиной юбкой.

– Уж сам страшуся того, – усмехнулся Владимир.

Прошли они в светлую палату. Иоанн был задумчив, но внимал речам брата. Князь Старицкий расположился в резном кресле подле стола, укрытого роскошной скатертью. Из кушаний было премного сочных плодов да ягод, свежий хлеб так и пыхал жаром. Не было спиртного, ибо ведал Иоанн, что Владимир слаб к тому. Заместо водки али вина кравчие вынесли холодный квас и кислый морс из клюквы.

Князь Старицкий рассказывал о делах в своём уезде, о том, как нынче мёд ставиться стал. Иоанн медленно ходил по светлой зале, отвечал брату своему кратко, но по сути. Всяко Владимир видел, что государь нынче преисполнен множеством забот, и была меж ними негласная условность, и с тем Владимир не допытывался до дел государственных. Меж тем в залу явился холоп и с почтенным поклоном положил на стол шкатулку с шахматными фигурами. Иоанн перевёл холодный взор на стол подле Владимира.

– А как поживает Евдокия? – спросил царь, поглядывая в распахнутое окно.

– Ну как… – вздохнул Владимир, потирая шею. Князь поджал губы да раскрыл доску для шахмат и принялся расставлять фигуры.

– Как есть, так и молви, – Иоанн пожал плечами, а сам мыслями обращался к чистому небу, небуйному.

«Верно, путь их должен уж завершиться…»

– Всё никак не сладимся, если по