Справа вверху стоит штампик «Особая папка», из чего мы должны сделать вывод, что этот «документ» хранился в ЦК КПСС. Есть подпись, похожая как две капли воды на подпись Шелепина. Но нет ни малейших намеков на то, что это письмо поступило в ЦК КПСС. На «проекте Постановления» нет ни малейшей пометки, ни малейшего намека, что Хрущев его читал, а Президиум ЦК рассматривал. Но зато справа вверху есть очень красивый четкий штамп: «Подлежит возврату. 0680. ‑ 9 марта 1965. 6‑й сектор, в ЦК КПСС Общий отдел». А в конце страницы совершенно неясный штамп с числом «9485» и внесенными от руки записями «‑59» и «20 III 65». Из того, что записано в этих штампах, получается, что письмо от председателя КГБ СССР до первого секретаря ЦК КПСС шло 6 лет и 6 дней. Что бы это могло означать еще, нежели признак тупой подделки? Как вы видели из текстов обеих частей бригады Геббельса, они об этом глухо молчат. Объяснять ситуацию они доверили титану прокурорской мысли подполковнику бедной юстиции Яблокову. Когда еще живой тогда А. Шелепин ткнул его мордой в эти штампики, он бросился с рекламациями к изготовителям «письма Шелепина» – к фирме «Пихоя & К°». Те впарили ему «мульку», о которой Яблоков доверчиво сообщает:

«В тот день я по предложению Короткова связался по телефону с его заместителем А. С. Степановым, который пояснил, что в практике КГБ в 50‑60‑х и последующих годов существовал порядок изготовления особо важных документов в единственном экземпляре, рукописным способом и особо доверенными людьми. О том, что письмо исполнено таким образом, свидетельствует каллиграфический почерк, который явно не соответствует почерку Шелепина. Каждая буква текста выполнена отдельно и с особым старанием. На документе не проставлен ни номер экземпляра, ни их количество. Документ длительное время, с 3 марта 1959 г., не регистрировался, очевидно потому, что находился в сейфе у заведующего общего отдела ЦК КПСС Малина. Такое положение имело место с многими другими документами аналогичного значения. В 1965 г. Малин уходил с этой должности, и поэтому 9 марта 1965 г. под номером 0680 документы были зарегистрированы в текущем делопроизводстве ЦК КПСС, а 20 марта 1965 г. под номером 9485 переданы в Архив ЦК КПСС».[314]

Начало и конец письма А. Шелепина

Пытался ли Яблоков напрячь мозги и вдуматься в магические слова «были зарегистрированы в текущем делопроизводстве»? Это не в «текущем» делопроизводстве, это в делопроизводстве с уже совершенно высохшими мозгами зарегистрируют письмо от уже ушедшего с должности председателя КГБ Шелепина (ушел с этого поста в 1961 г.) к уже снятому с должности Хрущеву (снят с должности 14 октября 1964 г.). Любая регистрация документа является в своей сути всего лишь гарантией того, что данный документ будет передан тому, кому адресован. Ничего больше регистрация не означает. Кому должен был передать «письмо Шелепина» тот, кто поставил штампик на «письме» – конвою вокруг дачи Хрущева? Какой архив мог принять эту бумажку, если на ней нет указаний об этом тогдашних должностных лиц? Простите, но за подброс фальшивки в архив можно было получить срок не меньше, чем за воровство из архива.

Понимаете, по идее, 9 марта 1965 г. канцелярист, поставивший этот штампик входящего номера, обязан был бы передать это письмо по меньшей мере адресату по должности – Брежневу. Но тут моментально встал бы вопрос – почему этот канцелярист скрывал от секретарей ЦК это сверхсекретнейшее письмо 6 лет и 6 дней? Ведь на письме нет ни малейших пометок, что его кто‑то в ЦК видел. За такие шутки из тюрьмы можно было не выйти. Если бы канцелярист сослался на Малина, то Малину последовали бы те же вопросы, ведь он не выборный член ЦК, он всего лишь технический работник, по должности старше, чем канцелярист, но не более того.

Раз на «письме Шелепина» есть исходящий номер (Н‑632‑Ш), значит, его отправил секретариат КГБ и оно попало в секретариат ЦК, следовательно, на нем обязан был быть входящий номер ЦК, и этот номер должен был иметь ту дату, которую, вероятнее всего, геббельсовские придурки и хотели проставить – 6 марта 1959 г. Отсутствие штампа входящего номера с совпадающей датой – это признак явной подделки.

Далее, по геббельсовской легенде, все фальшивки Катынского дела фирма «Пихоя & К°» нашла якобы в таком «секретном пакете № 1», который лично вскрывал и лично запечатывал только генеральный секретарь ЦК КПСС. Как же архивисты Малина сумели это «письмо» засунуть в этот пакет без разрешения Брежнева?

Этот идиотизм имеет, на мой взгляд, совершенно простое объяснение. Дело в том, что на самих штемпелях выполняется зеркальное отражение оттиска, т. е. читать его нужно справа налево. Если Шелепин подписал письмо 3 марта 1959 г., то когда оно должно быть получено в ЦК КПСС и зарегистрировано? Правильно, через 3–5 дней. Вот фирма «Пихоя & К°» взялась лично выставить дату на штемпеле, и в результате верчения цифр «5» и «9» у них на оттиске получился не 1959, а 1965 год, поскольку на этом типе штампа «6» и «9» абсолютно идентичны в своем рисунке. И они этого не заметили! Подтверждение этой своей мысли я нахожу в том, что это «письмо» геббельсовцы носили в Конституционный суд без второго, нижнего штампика, поскольку Рудинский дважды описывает это письмо, но о штампике 20 марта 1965 г. не упоминает. Потом, сочинив версию про Малина, геббельсовцы сфабриковали и второй штамп, чтобы уверить, что в дате «1965» нет ничего удивительного.

Но это не все внешние признаки фальшивки. Дело в том, что на той «выписке из протокола», которую геббельсовцы сегодня прячут, есть более поздний адрес: «Шелепину». По геббельсовской легенде, Хрущев, дескать, вскрыл «пакет № 1», увидел эти «документы» и послал эту выписку Шелепину. А тот отдал эту выписку очень секретному сотруднику, и тот подготовил текст «письма Шелепина». То есть мало того, что и Шелепин, бывший до этого вожак комсомола, и его «секретный» сотрудник прекрасно знали и систему управления партией, и ее историю, но они еще имели и «решение Политбюро ЦК ВКП(б)». Как же они, глядя на этот документ, могли написать «ЦК КПСС»? Как они могли спутать решение Политбюро с постановлением пленума ЦК, поскольку слова «Постановление ЦК КПСС» имеют в виду постановление всех 130 членов ЦК, а не 10 членов Политбюро. Это «историки» фирмы «Пихоя & К°» этого не знают, это для них что Политбюро, что ЦК – все едино, это они уверены, что название «КПСС» партия имела еще при Ленине, но как реальный Шелепин мог подписать такую глупость?

«Письмо Шелепина» не вяжется с «письмом Берии»: в последнем предлагается расстрелять после рассмотрения справок, а Шелепин пишет о рассмотрении «учетных дел». Чувствуется польское влияние – уж очень геббельсовцам хотелось показать, что расстреляны не преступники, а военнопленные. Но и тут надо было иметь все же немного своих мозгов, поскольку добавление куриных мозгов из Польши ситуацию усугубило. В «письме Шелепина» геббельсовцы написали, что на 1959 год в архиве хранится 3820 учетных дел на военнопленных Старобельского лагеря. У геббельсовцев не хватило ума вспомнить, что еще в 1990 г. они опубликовали (550) акт о сожжении этих дел 25 октября 1940 г..[315]Откуда же они могли взяться в архиве – из пепла восстали?