С днем святого Валентина, моя недоступная!

Петтинг растянулся на месяцы, а потом ты, подготовленная и развращенная мной, укатила на юг, и спустя пару-тройку месяцев, в тот самый Новый год, у нас наконец, как и во всем мире, произошла сексуальная революция, мы разделись, и ты – о, чудо! – раздвинула ноги, я орудовал своим измученным окаменелым членом только на полшишки, у самого входа, боясь порушить девственную плеву, которой у тебя тогда уже не было и быть не могло – все равно почему, тампоны, твое собственное и мое там рукоблудие или чужой хрен, и ты сама взмолилась, чтобы вошел глубже. Взмолилась? Нет. Сказала спокойно, без никакого страха, как мне теперь кажется. И с превеликими осторожностями я ввел свой грубый и неотесанный в твое нежное боготворимое устьице, и твой осьминог охватил меня всеми своими щупальцами и втянул внутрь. Как отчаянно, исступленно, до умопомрачения е*лись мы в дальнейшем, беря реванш за воздержание, пока не нае*ли нашего мальчика-с-пальчика.

Люблю тебя как в первые дни творения – с самой первой встречи! Как была девочкой, так и осталась и пребудешь во веки веков. Люблю тебя всегда, навсегда и за пределами бренной моей жизни. Так будь же снисходительна к влюбленному в тебя сызмала человеку, не самому худшему в мире, а любовь к тебе сделала и делает меня лучше, чем мне дано природой! Всем, всем, всем обязан тебе – ты меня сделала таким, каков я есть. Спасибо!

С днем святого Валентина, чудо мое расчудесное!

Знаю, знаю, знаю, что один любит, а другой подставляет щеку: спасибо, что подставила – и осчастливила на всю жизнь, само собой, любящий божественнее влюбленного, но это в нашей паре, а так как ты влюблялась не один раз, и тебе отвечали взаимностью, то ты была и есть вдвойне, втройне и далее божественнее, а для меня божественнее тебя нет никого в мире. Как сказал не скажу кто, но хороший человек: не быть любимым – всего лишь неудача, не любить – вот несчастье. Спасибо – я самый счастливый из всех несчастных смертных.

До сих пор не могу поверить, что ты рядом, что тебе можно что-то сказать, хоть и страшно сказать что-нибудь не то, что тебя можно коснуться, потрогать, погладить, поцеловать и целовать, целовать, целовать во все места, в которые ты позволяешь по доброте душевной. Вот! Ты – самая добрая и щедрая, а какая любвеобильная ко всему живому и неживому, пусть твоя любовь и обходит часто меня стороной, но иногда и мне достается – спасибо!

С днем святого Валентина, моя сказочная!

Какую роль в таком случае играет твоя сексуальная предыстория, если даже была? Тем более теперь? Клянешься, что ни с кем больше не спала, а если бы спала, сказала бы? – спрашиваю я. И ты честно отвечаешь на мой сослагательный вопрос, что не знаешь, ввергая меня еще глубже в дантов ад: номер круга?

А то и вовсе нокаут:

– Я не могу тебе солгать и не могу сказать правду.

– Господи, что ты имеешь в виду?

– Совсем не то, что ты имеешь в виду, – отвечаешь ты невинно.

Я всегда держал тебя за белую и пушистую, да ты и сама до самых родов считала себя девицей – не мой и ничей другой член сделал тебя женщиной, а наш сын, выскользнув из твоей чудной и родной вагины, как скатился на санках – я отвез тебя в больницу и сразу позвонил, как себя чувствуешь, а мне сказали, что хорошо и что мальчик. Чудо и есть чудо. И всё, что с тобой связано той же чудесной природы: ты – белая и пушистая Алиса в Стране чудес, а я – Чеширский Кот с ухмылкой сомнения на исчезающей морде.

– Ты белая и пушистая? – спрашивает тебя твой Чеширский Кот.

– Да, я белая и пушистая, – настаиваешь ты столько лет спустя, отметая все мои сомнения как безумные домыслы и гнусные наветы.

«Притормози!» – приказываю я сам себе, а ей говорю:

– С днем святого Валентина, моя белая, пушистая и кошерная!

Верить тебе даже, если/когда ты брешешь? Почему он хотел от тебя мальчика, почему ты и думать не могла обо мне, а потом испытывала к себе отвращение и считала последней дрянью? Не классическое ли это описание первого соития? А если ты вычеркнула из сознательной памяти то, что застряло, как гвоздь, у меня глубоко мозгу и мрачит мне жизнь? Или ты изменяла мне со мною же, и я ревную к самому себе, обманутый разнузданным воображением? Или это ревность не к кому, а к чему – к самой вашей способности и готовности изменить и изменять? К вашим необузданным желаниям, исполнить которые не может никто? – говорю я вслух.

– Вполне обузданным, – говоришь ты.

– Кем?

– T e Taming of the Shrew.

– Ха-ха! Укрощение строптивой? Мужской иллюзион мистера Шекспира. «Ухожу усталая, но не удовлетворенная», – вот что сказала императрица имярек, покидая наутро казарму.

– Я – не римская императрица, а ты – не римские солдаты.

– У кого воображение более разнузданное – у нас или у вас?

Это уже вопрос самому себе – без ответа.

Или я ревную к тебе прежней, до меня и до никого, нецелованной, нее*анной, нерожалой, даже если ты с кем и перепихнулась по-голландски: одноразовый секс – ни эмоций, ни продолжения, ни обязательств, ни угрызений? Анонимный, обезличенный секс с первым встречным – одной физической нужды ради? Да хоть без особой нужды, а по пьяни или из любопытства, чтобы не закиснуть в до– или супружеских отношениях со мной? Или? Или? Или? Какой еще форс-мажор мне представить? Вот незадача – ты разок дала слабину, а мне до конца моих дней по полной программе? Слишком много «или» – бесконечная вариативность, постылый релятивизм, невозможность выбора. Какой напряг, однако, когда живешь во вражьем мире, а тыл – до́ма – не обеспечен, не защищен, и жена если не врагиня, то разиня. Ну да – в том числе в этом смысле. А что? Ахиллесова пята и делает меня уязвимым. Не в дугу. Подустал маленько.

– Это я – ахиллесова пята?

– Ну, пятая колонна, – уступаю я.

С днем святого Валентина, прелесть моя, моя хорошая, моя обожаемая!

Это не значит, что мы с тобой только и делаем, что собачимся на заданную тему. Вот сегодня спросил у тебя, что хуже – отдать первородство за чечевичную похлебку или предать товарища за 30 сребреников.

– Зависит от цены на чечевицу.

В юморе тебе не откажешь – в твоем собственном, хотя чужой ты не всегда сечешь, не реагируешь: интровертка и эгоцентрик. Мой юмор и вовсе мимо твоих ушей: «А что в этом смешного?» У меня на всё про всё готов один ответ – анекдот о любовном не треугольнике, а мнгоугольнике: баба требует развода, потому что муж ее не удовлетворяет.

– Всех удовлетворяет, а ее не удовлетворяет! – женские голоса из зала.

– Да ее никто не удовлетворяет! – мужские голоса.

– Одно и то же! – сердишься ты.

«А тебя кто-нибудь удовлетворял, кроме меня? – молчу я. – Удовлетворил?»

– Я тебя прощаю, – милостиво говорю я.

– Меня не за что прощать!