Ни низких истин, ни возвышающего обмана. Одно воображение – может, и ложное, а может, и зоркое, как знать? Или я делаю из мухи слона – ничтожный, что ни говори, сексуальный опыт, но первый, первый, первый, черт побери! Лучше чертыхаться, чем матюгаться, да? Дорого же ты мне обошлась, но, наверное, того стоила, если только я не преувеличиваю отличия одной женщины от другой. Думал, ты ангел, а ты как все? Нет. Нет. Нет!

С днем святого Валентина, мой возвышающий обман!

Другое лето – не наше с тобой, а ваше с ним, но что за нужда сообщать об этой твоей истории мне, который развратил, разогрел, подготовил тебя к тому летнему приключению? Что за потребность поделиться первым любовным опытом с будущим мужем, который, еще не будучи им, сорвался на это письмо, но прибыл к шапочному разбору, злое*учий соперник отбыл в известном направлении к себе на историческую родину? Что ты недосказала и никогда теперь уже не доскажешь – письменно или изустно? Зачем написала мне то чертово письмо, а написав, не изорвала в клочья и не выбросила в Чертово море? Или то письмо – высочайшая мне твоя доверчивость и девичья честность и, кроме того, что там есть, больше нечего в нем выискивать блох? Мало ли, что он хотел от тебя мальчика – разве ты несешь ответственность за его ухватки и приемы, из-за которых ты и испытывала отвращение к себе, так? Так или не так?

Что-то здесь не сходится. Флирт – занятие обоюдное. Знать или не знать – вот в чем вопрос, но хуже всего – сомневаться. Невнятица и сумятица. Всю остатную жизнь я е*у тебя что есть сил, чтобы вытеснить из твоей пи*ды того, кто побывал в ней до меня первым, будь он проклят. Как раз то, что тебе надо – ты ненасытна и часто имитируешь оргазм, а не испытываешь, и е*ешься одной пи*дой: ни тело, ни душа не участвуют. Какая там любовь! Еще неизвестно, кто хуже – фригидка, актерка или физкультурница. Или моя ревность – подпитка любви, которая, кто знает, давно бы кончилась? Ревность как источник сексуального вдохновения и живительная сила любви. Любовь и ревность в одном флаконе, и то ли ревность есть допинг любви, то ли любовь порождает ревность и уже не может без нее обойтись и существовать сама по себе? Откат ревности – конец любви? Ревность подзаряжает севшие батарейки страсти? В чем разгадка загадки любви? А что, если ты своими сказами-недосказами, признаниями с многоточиями, на которые тебя никто не неволил, сама бессознательно вызываешь во мне ревность, чтобы возбудить меня и продлить любовь?

С днем святого Валентина, мука моя!

Что говорить, девственность нынче не в цене, а когда я убалтывал, уламывал, растлевал тебя и так и отпустил недефлорированной, чтобы некто неведомый мне закончил мою кропотливую работу и, проникнув в тебя, превратил наши сладчайшие любовные игры в банальную е*лю, которая была тебе позарез, а я всё оттягивал, проклятие. Эврика! А что, если то твое черноморское письмо сплошь из эвфемизмов? Не могла же ты написать прямым текстом о том, что произошло – не в твоем стиле. Вот и обволакивала главное событие твоей, а теперь и моей жизни паутиной эмоций и словес, утаивая сам факт, вплетая реал в словесный кокон.

– Короче, он меня поцеловал.

– И всех делов?

«В смысле – короче, он меня трахнул, да?» – хочу сказать, но молчу я.

– Что ты от меня хочешь? – не выдерживаешь ты, хотя говорю я осторожнее – вокруг да около, – чем думаю.

– Поцеловал или целовал? – уточняю я. – Кадрил или закадрил?

– Дурак!

С днем святого Валентина, моя дивная, моя пригожая, моя без вины виноватая!

А если ты всё рассказала мне, как есть, но иносказательно, зашифрованно, в художественной традиции, которой придерживалась, как книгочейка и стилистка? Не могла же ты, в самом деле, написать мне – не твой язык, – что вы е*лись – оба, а не он тебя. Откуда тогда отвращение к себе? Ты и так была великая мастерица эпистолярного жанра, и я ревновал к другим твоим респондентам, но то письмо было твоим шедевром: признание, зашифрованное эвфемизмами. Ты обо всем как есть рассказала мне в том письме, на интуитивном уровне я всё так и понял и бросился к тебе через тысячи километров, ни в чем не упрекая и не подозревая, потому что подозрения дошли до моего сознания только спустя годы – и чем дальше, тем больше. Моя плата, мой калым, мой выкуп за тебя, а ревность – мой единственный дешифровщик, но все равно остаются темные места, которые и есть мой ад. А если я дешифрую незашифрованное?

– Когда мы тогда купались ночью голыми, я увидела твой стоящий член и испугалась, – говоришь ты сейчас.

«Не мой», – молчу я.

Это его члена ты испугалась, а он, чтобы успокоить, сказал, что хочет от тебя мальчика, сведя похоть к детородным функциям. Или это ты захотела от него этого недоосуществленного, чудом нематериализовавшегося, а для меня – самого что ни на есть реального мальчика, который сделал меня чокнутым, отравляет существование и вламывается без спросу в мою ревнивую прозу? Опять иносказание и эвфемизм в твоем жанре – мужики прямолинейны и, если хотят, то действуют пальцами, руками, губами, х*ем, а не словами. Как жалко девочек, что они превращаются в женщин! Особенно тебя, без разницы, кто сделал тебя женщиной – он или я. Или ты сама? Вы приходите в этот мир с тем опытом, который мы приобретаем только с годами, и все равно нам вас не догнать.

С днем святого Валентина, моя опытная без опыта, моя соблазненная соблазнительница!

В том твоем возрасте из-за усиленного выделения эстрогенов обостряется естественное стремление иметь детей, это материнский инстинкт, который можно назвать похотью, желанием, страстью, любовью, но это ненасытная воля к продолжению рода, и догадливый режиссер в Метрополитен Опера изобразил Офелию беременной, а оказывается – бондаж на ремнях. Вот чего та хочет, из-за чего помешалась – не из любви к Гамлету, а из желания ребенка. Того самого мальчика, которого хотела от своего черноморского ухажера ты, но, по великому стыду своему, приписала это желание ему. А он просто хотел тебя поеть. Удалось?

Предматримониальная измена.

А про то другое, новосветское лето нам есть что вспомнить, но как разнятся наши с тобой воспоминания! Или такова наша мужская природа – достичь собственного оргазма, не заботясь о вашем? Забросить семя в будущее – и отвалить? Это уже потом, почувствовав твою сексуальную неукротимость, я стал управлять нашей любовной жизнью, отдаляя оргазм: karezza, длительный, бесперебойный, тантрический секс – состояние искусственное, иногда изнурительное, но не совсем бессмысленное: чтобы довести тебя до оргазма, но часто не выдерживал и срывался, а наш сын, у которого е*альные сессии по полчаса как минимум и которого я как-то упрекнул в недостатке воображения, сказал мне, что иначе и начинать не стоит.

Вот что сгубило меня на всю жизнь – мой страх перед твоей дефлорацией, который, боюсь, был того же свойства, что значительно позже твой комплекс моей неполноценности. Теперь-то я понимаю, что физическая дефлорация и первое соитие далеко не всегда совпадают. Но откуда мне это было знать тогда в пору моей сексуально безграмотной юности?