«Я возведен в рыцарское достоинство, — с деланной серьезностью говорил он гостям. — Так что пользуйтесь возможностью, общайтесь с первым и, наверное, единственным настоящим рыцарем в вашей жизни!»

Один из биографов Григулевича, сравнивая его с вымышленным разведчиком Штирлицем, написал: «Если сравнивать те должности-маски, в которых функционировали на пике своей нелегальной деятельности эти два персонажа, то, согласитесь, штандартенфюрер сильно недотягивает до чрезвычайного и полномочного посла!» По мнению автора, «реальный Мальтийский крест перевешивает все вымышленные награды на груди Штирлица».

С руководителями Суверенного и военного ордена Сан-Хуан из Иерусалима Григулевич сблизился в Риме, где мальтийские рыцари обосновались после Второй мировой войны, чтобы расширить дипломатическое присутствие организации в других странах мира. Кастро сделал все возможное, чтобы представители ордена были приглашены, признаны и обласканы в Коста-Рике, несмотря на все противоречивые слухи, которые ходили о таинственных рыцарях. Для «Макса» общение с членами Мальтийского ордена было своего рода путешествием в историю. Он знал, что среди рыцарственных кавалеров был российский император Павел Первый, и парадоксальность ситуации с его собственным награждением в очередной раз доказывала Григулевичу: реальная жизнь куда интереснее любых выдумок и фантазий.

* * *

Дипломатическая рутина «Максу» внешне давалась легко. У постороннего наблюдателя могло создаться впечатление, что вся его жизнь прошла на паркете роскошных дворцов. Но это была только видимость. Даже «Макс» с его неисчерпаемой энергетикой переносил нагрузки по разведработе и «крыше» на пределе сил[93]. Здесь бесценную помощь ему оказывала «Луиза». Она была на роли «фигаро» в резидентуре: шифровальщицей, оперативным фотографом, курьером (десятки поездок в Австрию и Швейцарию!). А ведь ей приходилось вести активную «нормальную» жизнь: быть гостеприимной хозяйкой, светской дамой, личным секретарем сеньора.

А вот одна из дилемм, постоянно возникавших у «Макса»: посещать или нет приемы в советском посольстве? А вдруг наткнешься на кого-нибудь из тех, с кем встречался в Литве, Польше, Испании или Советском Союзе? С большим сожалением резидент «Макс» решил «игнорировать» советское посольство, несмотря на получаемые приглашения и рассказы друзей-послов о роскошном угощении на официальных приемах. Для эпохи «холодной войны» его «принципиальная позиция» была более чем похвальной. Надо сказать, что посол М. А. Костылев навел справки о Кастро и убедился, что очень даже хорошо, что этот реакционер, проамериканец и неприкрытый враг Советского Союза демонстративно не приходит на приемы.

Через энное количество лет Костылев по каким-то делам посетил Юрия Жукова, председателя Государственного комитета по культурным связям с зарубежными странами. Костылев забежал на минутку в туалет… и онемел, увидев перед собой невозмутимую физиономию Теодоро Б. Кастро…

Жуков потом не раз со смехом вспоминал вытаращенные глаза Костылева, когда тот влетел в кабинет и с ужасом закричал:

«У тебя, слепец ты эдакий, в комитете окопался матерый агент Ватикана! Срочно звони в КГБ!»

* * *

В августе 1951 года министр иностранных дел Марио Эчанди дал указание о включении Кастро в делегацию, которая прибыла в Европу для участия в VI сессии Генеральной Ассамблеи ООН[94]. Возглавил ее вице-президент страны Альфредо Волио. «Макс» установил с ним дружеские отношения после затяжного пребывания в прославленном парижском ресторане «Максим». Волио был тронут тем, что изысканный ужин в лучших традициях французской кухни сопровождался вином урожая того самого года, когда он появился на свет божий.

Григулевич погрузился в работу Генассамблеи, стараясь не выходить за пределы своих обязанностей «советника». Немалое раздражение вызывали у него фотографы, которые с утра до вечера «увековечивали» события и персонажей VI сессии. Но и ему пришлось выступать публично. В повестку дня среди прочих был включен так называемый «греческий вопрос». В ходе и после гражданской войны в Греции, которая длилась около четырех лет (до 1949 года), не менее 15 тысяч греческих детей было эвакуировано с согласия родителей в страны Восточной Европы. Когда партизанское движение в Греции было разгромлено, прозападное правительство в Афинах стало настаивать на возвращении этих детей, используя все доступные средства: от дезинформации до распространения фальшивок о коммунистической обработке юных «узников», антигуманном обращении с ними и т. п.

По замыслу «кукловодов» из делегации США, одним из выступающих по этому вопросу должен был стать представитель Латинской Америки. В беседе с госсекретарем Дином Ачесоном Альфредо Волио рекомендовал в качестве подходящей кандидатуры Теодоро. «Для тебя это великолепный шанс зарекомендовать себя, — сказал Волио своему «советнику». — Хватит оставаться в тени. Если понравишься американцам, всегда сможешь рассчитывать на местечко в международных организациях».

Ачесон и его сотрудники во время VI сессии старались держать латиноамериканских делегатов на «коротком поводке». Для их обработки использовался обычный арсенал средств: призывы к поддержанию американской солидарности, откровенная лесть, традиционный подкуп «борзыми щенками», приглашения на междусобойчики «отдельных избранных», щедрая раздача обещаний различного рода и т. д. Дин Ачесон нашел время для беседы с Кастро, в ходе которой четко проинструктировал костариканского дипломата, как, сколько и о чем говорить во время выступления.

Кастро выступил с блеском, используя в своей речи многочисленные цитаты из древнегреческих классиков, Библии, папских энциклик и других авторитетных источников. Он уложился в регламент, произнеся много трогательных слов в защиту детей в послевоенном мире, стараясь избегать только одной конкретной темы — греческих детей. «Это называется плыть между Сциллой и Харибдой, — говорил много лет спустя Григулевич. — Я не мог отказать моему лучшему другу Дину Ачесону, но и забыть о том, что свою зарплату я получаю из кассы Сталина, я тоже не мог».

Красноречие и эрудиция костариканца были замечены, и в кулуарах Генассамблеи о нем заговорили как о «восходящей звезде латиноамериканской дипломатии». Представитель СССР А. Вышинский, выступая по греческому вопросу, тоже упомянул в своей речи костариканского «оппонента»:

«Не скрою, по части красноречия он достиг больших высот. Но как политик он — пустышка. Это просто болтун, и место ему не на этом форуме, а в цирке».

Григулевич встретил Ачесона в коридоре и посетовал на то, что последовал его наставлениям и «подставился» под критику Вышинского, что, мол, негативно скажется на его, Теодора Боннефила, дальнейшей карьере. Клеймо «болтуна и пустышки» не лучшая рекомендация.