Королева поволокла меня за собой. Я ослепла и одурела от боли. Под ее раскаленными пальцами моя рубашка начала тлеть, рукава загорелись и спадали с рук. Воздух вокруг нее пыхал жаром, как печка, и подергивался рябью, как вода. Отвернувшись от королевы, я тщетно пыталась отдышаться. Она протащила меня через заводь к своему почерневшему, разоренному холму и к пораненному дереву.

Только тут я догадалась, что она замышляет, и, несмотря на боль, завизжала и принялась отбиваться. Королева держала меня железной хваткой. Я, обжигаясь, пинала ее босыми ногами; я слепо тянулась к магии и выкрикивала заклинания до половины, но королева встряхивала меня так яростно, что у меня на полуслове лязгали зубы. Королева была что горячая зола: повсюду вокруг меня пылал огонь. Я попыталась схватиться за нее и прижаться к ней покрепче. Я бы предпочла сгореть до смерти. Мне не хотелось знать, что за порча мне уготована и что она сделает с моей силой, перелив ее в это громадное сердце-древо в самой средине Чащи.

Твердыми, несгибаемыми руками королева втолкнула меня сквозь крошащуюся кору и пепел в углубление, проделанное молнией в раздробленной древесине. Обмотавшие ствол зеленые стебли затянулись туже. Сердце-древо сомкнулось вокруг меня, как крышка гроба.

По мне растекалась прохладная влажная живица, зеленая и липкая, пропитывая волосы и кожу. Я лихорадочно толкнулась в древесину, задыхаясь, проговорила заклинание силы — кора с хрустом раздвинулась снова. Я как безумная вцепилась в края трещины, поставила босую ногу на край, подтянулась и вывалилась обратно на поляну. Острые обломки коры впивались мне в пальцы. Охваченная слепым ужасом, я ползла, бежала, рвалась прочь от дерева. Я рухнула в холодную воду, забарахталась, вынырнула — и поняла, что все вокруг выглядит совсем иначе.

Ничто не напоминало ни об огне, ни о битве. И Саркан, и Лесная королева пропали бесследно. И даже громадное раскидистое сердце-древо исчезло. Равно как и почти все прочие. Поляна наполовину опустела. Я стояла на берегу тихо плещущего озерца одна — как будто в другом мире. Здесь сияло раннее утро; солнце еще не перевалило за полдень. В ветвях перепархивали говорливые птахи, у журчащей заводи распевали лягушки.

Я сразу поняла, что я в ловушке, но это место ничуть не походило на Чащу. На тот жуткий, искаженный призрачный мир, где блуждала Кася, где сидел, привалившись к дереву, Ежи. Оно даже не походило на настоящую поляну, где царила неестественная тишина. Озерцо тихонько плескалось у моих лодыжек. Я развернулась и, разбрызгивая воду, побежала вниз по Веретенке обратно. Саркан не сможет один наложить «Призывание», чтобы показать мне путь к спасению; но мы ведь доплыли сюда по реке; может, по ней же можно отсюда выбраться.

Однако здесь даже Веретенка стала совсем другой. Поток постепенно расширился, сделался глубже, но навстречу мне не поднялось облако тумана, и рева водопада я не слышала. Наконец я остановилась у изгиба реки — он показался смутно знакомым — и уставилась на молодое деревце на берегу: хрупкий стволик сердце-древа, лет десяти, не больше, рос над громадным серым, похожим на старика валуном: именно его мы видели в основании скалы. Это и было то самое, первое сердце-древо, в которое мы врезались, скатившись как сумасшедшие вниз по утесу, когда едва не затерялись в белесом мареве у основания водопада.

Но здесь не оказалось ни водопада, ни утеса. Древнее дерево было совсем юным и хрупким. Напротив него, на другом берегу Веретенки, высилось еще одно. Между этими двумя часовыми река постепенно расширялась и убегала вдаль, темная и глубокая. Других сердце-древ я поблизости не видела: здесь росли только самые обыкновенные дубы да высокие сосны.

И тут я поняла, что не одна. На противоположном берегу, под старым сердце-древом, стояла женщина.

В первое мгновение я приняла ее за Лесную королеву. Незнакомка была так на нее похожа, что наверняка приходилась ей родней. В ней тоже ощущалось что-то от ольхи и древесной коры — и те же спутанные волосы, но лицо более удлиненное, а глаза зеленые. Если Лесная королева была вся золото, багрянец и охра — эта вобрала в себя более мягкие коричневатые и серебристо-серые тона. Она глядела на реку, как и я; и не успела я и слова вымолвить, как вдалеке послышался скрип весел. Показалась лодка — длинная деревянная ладья, изукрашенная прихотливой резьбой, плавно скользила по воде. В ней стояла Лесная королева.

Королева меня, похоже, не видела. Она стояла на носу, улыбаясь, с цветами в волосах, а рядом — человек, которого я узнала не сразу. Я ведь видела его только мертвым: это был король из башни.

Он выглядел гораздо моложе и выше, лицо его еще не избороздили морщины. А вот Лесная королева выглядела в точности так же, как в гробнице, в тот день, когда ее замуровывали. Позади них сидел юнец, почти мальчик, с недобрым лицом; но я различала в нем того, кем он со временем станет: безжалостного могильщика из башни. В той же ладье плыли еще люди: воины в серебряных доспехах сидели на веслах и опасливо озирались по сторонам, поглядывая на громадные деревья.

За ними следовали еще лодки, десятки лодок, но эти выглядели кустарными поделками и скорее походили на листья-переростки, чем на настоящие челноки. В них теснились существа, подобных которым я в жизни не видела: все они чем-то походили на деревья, как и сама Лесная королева — темный каштан и яркая вишня, бледный ясень и теплый бук. Среди них были и дети, а вот стариков — ни одного.

Резная ладья мягко ткнулась в берег. Король помог Лесной королеве сойти на землю. Улыбаясь, она подошла к моей незнакомке и протянула к ней руки.

— Линайя, — промолвила она.

Я откуда-то знала, что это слово и магическое, и нет; одновременно имя и не совсем имя; оно означает «сестра», и «подруга», и «спутница». Имя отозвалось среди деревьев странным эхом. Листья словно зашептали его в ответ, рябь на воде подхватила его; казалось, имя это вписано везде вокруг меня.

Лесная королева словно бы ничего не заметила. Она расцеловала сестру в обе щеки. А затем взяла короля за руку и повела его дальше, сквозь сердце-древа, к роще. Люди из башни привязали лодки и последовали за ними.

Линайя молча ждала на берегу, наблюдая, как из остальных лодок высаживаются древолюди. Едва очередная лодка пустела, Линайя дотрагивалась до нее рукою и превращала в плывущий по воде лист; течение аккуратно загоняло их на мелководье. Скоро река опустела. Последние отставшие древолюди уже спешили к поляне. Тогда Линайя обернулась ко мне и тихим, звучным, глубоким голосом — точно стук по полому бревну — позвала:

— Идем.

Я глядела на нее во все глаза. Но она лишь развернулась и зашагала от меня прочь по ручью. Спустя мгновение я последовала за ней. Мне было страшно, но отчего-то в глубине души боялась я не ее. Мои ноги с плеском шлепали по воде. Ее — нет. Вода, попав на ее кожу, просто впитывалась внутрь.

Время странно обтекало нас. Когда мы дошли до рощи, свадьба уже закончилась. Лесная королева и ее король стояли на зеленом холме, соединив руки, обвитые цветочной гирляндой. Древолюди рассыпались среди деревьев тут и там вокруг них и молча наблюдали за происходящим. Во всех них ощущалось глубокое, нечеловеческое спокойствие и безмятежность. Люди из башни — горстка, не больше! — настороженно наблюдали за ними и шарахались от шелестящего ропота сердце-древ. Юнец с недобрым лицом стоял сбоку от счастливой четы и с отвращением глядел на странные, длинные, суставчатые пальцы Лесной королевы, обвившие руки короля.