Вообще-то в теле — и радиопрограммах Марина часто выступала.Более того, на протяжении ряда лет вела на радио любимую многими передачу «Вкомпании Марины Москвиной». Помимо собственного голоса, который и сам былотдельным аттракционом, она притаскивала с собой на передачи разнообразныезвуковые приспособления: маленький барабан какого-то индейского племени,трещотку, дудочку, вырезанную Леней в Уваровке из камышинки, челюстьдоисторического осла, найденную ею в юности на каких-то археологическихраскопках, наконец, бараний рог-шофар[8], подаренный мною вИерусалиме… Весь этот реквизит в процессе радио-эфира использовался Мариной вполной мере: барабан стучал, челюсть клацала, раковина гудела, дудочка пела,шофар созывал к молитве… Слушателям казалось, что перед микрофонами в студииработает по меньшей мере команда упаренных звуковиков. Никому и в голову немогло прийти, что весь этот, тщательно продуманный, хаос жизни осуществляетнебольшая женщина с легкой улыбкой.

— Мы еще с вами встретимся обязательно… — добавила она,отпивая глоток, — когда-нибудь…

— Марина Львовна… наши слушатели, а их очень много,мечтают вас услышать, мы получили множество писем и звонков в открытом эфире… —насморочный голос напирал и напирал, словно поставил себе целью вытащить Маринуиз уютной квартиры в этот самый, не всегда, уютный эфир… — Ваш роман будитстолько мыслей, он столько говорит православному сердцу!.. Ведь когда воскресГосподь наш, Иисус Христос…

Она не перебивала… Выслушала все до конца… Он не читалромана, что-то слышал от кого-то, а может, начальство велело обработать автора…Потом сказала прочувствованно:

— Дорогой мой, все это прекрасно… Вы не думайте, яочень рада, что он воскрес, вообще, я очень за вас рада и желаю вам огромныхуспехов… Сама я, правда, придерживаюсь буддийской веры…

— Это не помешает! — встрепенулся он и принялся зауговоры вновь…

Прошло минут десять, за это время Серега дважды заглядывал вкухню — сделать себе бутерброд и, глядя на мать, выразительно крутил пальцем увиска.

— Ну, что делать? — спросила его Марина, закрыврукой трубку. — Пойти, потерять три часа, чтоб он отстал, этот… милыйчеловек?

— Ну, хорошо… — сказала она наконец. — Вы,конечно, присылаете машину?

Он озадаченно умолк, словно его спросили — ставят ли оникаждого выступающего в их передаче на пенсионное довольствие до конца жизни…

— Я вас встречу лично! — воскликнул он.

…Выяснилось, что студия их размещается где-то в районеТроицкой улицы — места Марининого детства. Это все и решило. В последнее времяона чутко прислушивалась к улыбающимся знакам судьбы. Все стало ясно: ейпредлагали пройтись по улицам детской ее любви, а то застоялась как-то,засмотрелась в другую сторону, а они все вон где.

На Суворовской площади — бывший институт благородных девиц…Она гуляла там, знала — в каких домах должны жить принцессы, и где должнытанцевать на балах. Полукруг дорожки перед зданием предназначен был специальнодля карет — они подъезжали этак, ссаживали дам в их сложных нарядах, и уезжали.

Потом, во времена оны бытия Военной академии, проходили тутофицерские балы…

И парк за зданием, этот старый и, в детстве, —безграничный парк… В нем было все, даже свой планетарий. И от планетария крутовниз уходила к озеру дорожка, почти горка, по которой зимою было страшно веселосъезжать на санках…

Вышла-то она из дому пораньше, совсем не думая о предстоящейпередаче, хотя захватила и челюсть доисторического осла, и мой шофар, идудочку, и барабанчик… Потом уже она поняла, что этот день был каким-тоназидательным, одним из тех странных дней, которые спускают нам сверху дляповышения квалификации. Например, надевая плащ, она обнаружила в карманестранный чек на сумму тридцать восемь рублей сорок копеек, на котором было выбито:«приход Климента Папы Римского». Убейте ее, Марина не помнила — откуда он у неевзялся… Затем, в окошечке обменника валюты, она залюбовалась приклееннойизнутри иконкой Божьей матери, под которой было написано: «Умягчение злыхсердец»…

И наконец, в пяти, подряд, витринах висели белые полотнища,на которых огромными алыми буквами было написано: «Конец»…

Однако она все шла и шла, и думала о своем, совсем дажезабыв — зачем идет по направлению к Цветному бульвару, к тому фонтану, гдеиграют дети под бронзовыми клоунами…

Там ее и ждал высокий и сутулый молодой человек с каким-толитературно изможденным лицом и длинной челкой, свисающей через весь лоб. Онкинулся к ней наперерез от одного из клоунов, — он и сам был похож наклоуна, чем поначалу подкупил Марину, — умоляюще воскликнув:

— Марина Львовна?!

Она широко улыбнулась, вспомнив — зачем сюда, собственно,шла, и спросила:

— А где же ваша машина?

— Да тут недалеко, — проговорил он, теребя зонтик…— Я… мы на троллейбусе быстрее доедем…

И они поехали на троллейбусе… По пути молодой человек весьмавдохновенно и даже пылко рассказывал о планах на будущее их радиоканала, оширящемся самосознании верующих, о потребности противостояния всякимагрессивным влияниям, о проклятых католиках, которые… Марина улыбалась исмотрела в окно, полностью отдавшись этому, — как она предполагала,небезынтересному сюжету.

А вот не масоны ли они, с надеждой думала Марина, носпросить не решалась…

В конце концов, они вышли, и еще минут пятнадцать петляликакими-то проходными дворами, словно путали преследователей. Марине становилосьвсе интересней. Сейчас уже было совершенно непонятно — зачем он предложилвстретиться на метро «Цветной бульвар», — вероятно потому, что жилнеподалеку…

Молодой человек все говорил и говорил, неумеренно восторгаясь,напоминая ей эпизоды романа, о которых она не помнила и вообще, подозревала,что они из другого чьего-то романа, что молодой человек перепутал ее с кем-то,но и сама, будучи мистификатором и мистификаторов ценя и благословляя, — снемалым увлечением тащилась за ним мусорными подворотнями…

Наконец они свернули в один из подъездов, поднялись напоследний этаж и долго настойчиво колотили в обитую драненьким дерматиномдверь…

А вот не станут ли они меня убивать, с надеждой подумалаМарина, но спросить опять-таки не решилась…

Им открыл другой молодой человек, Вова, очень занятой имрачный, он не глядел в лица, не подал руки, сразу ушел вглубь квартиры, наделнаушники. Выяснилось, — что они порядком опоздали.

Это была какая-то самодельная студия, переоборудованная изобычной квартиры… Мрачный молодой человек, вероятно, и жил здесь…

Константин пропустил Марину в дверях, усадил на табуретперед кухонным столом, на котором установлены были микрофоны… сам уселся надругой табурет и надел наушники… С напряженным лицом глядел, как Марина достаетиз цветастого своего рюкзачка ослиную челюсть, там-тамчик, ритуальный рог-шофари дудочку…