Впервые в жизни немолодому уже хаас-динцу довелось испытать на себе не только эффект от воздействия столь странной магии, но и разом освежить в памяти какие-то очень древние, почти забытые воспоминания из детства и юности. Во время тех событий Махтуку было не слишком радостно или весело, но зато именно тогда он чувствовал себя в полной мере живым человеком, способным различать не только ограниченность своего существования в чужой стране, но и множество других разнообразных вещей.

— Как твоя магэ делает всё это? — с некоторым отчуждением, хотя, пожалуй, больше с опаской проговорил Махтук, когда они приземлились на другой берег и Альфред одним движением сбросил с плеч крылья, а также вернул в прежнее состояние руки.

— Э? Ты про что? — не понял сначала молодой бунтарь, принявшись между тем снимать ту эмоциональную волну леденящего ужаса, которую он нагнал на лошадей, дабы они не взбрыкнули и не бросились галопом прочь сразу после приземления.

— А-а, вон ты чего… — прочитал через секунду чёрный колдун в голове Махтука остаточное чувство, зародившееся у того ещё во время полёта. — Это ты сам на себя шухер нагнал, дубина. Я здесь ни при чём. Просто когда человек очень долго живёт однообразной жизнью, будь то даже ваша подпольная война с короной, то он так или иначе постепенно перестаёт видеть мир в разных цветах. Как, например, наши друзья из КСС. Знаешь, в чём их главная проблема? Они до сих пор уверены, что на свете не может существовать никакой другой магии, кроме той, которую они сами себе когда-то и создали. Даже настоящую силу, которой владеем мы, они считают всего лишь отклонением от нормы. Чем-то вроде опасной экспериментальной магии, которая разлагает душу. Хе-хех! Душу… Как будто у них самих она ещё осталась. А между тем, скажу я тебе, они уже не могут мыслить не в рамках этой нормы. Не могут представить, что один человек может бороться с их «непобедимой» псевдомагией и побеждать. Потому сами проигрывают.

Или вот другой пример: как путнику перебраться через реку без магоплава или магоплана? Многие, наверно, придумают ещё разве что вплавь или найти переправу. А просто, как птицы, слабо?! Чёртовы ограниченные ублюдки со своей скучной логикой… Запомни мои слова, хаас-динец! Не становись таким, как они. И не становись их врагом. Потому что тогда ты будешь лишь оборотной стороной той же самой монеты. Вместо этого ты должен бороться исключительно с самим собой. Каждый новый день. Каждый час. Или минуту. Перебарывать свои слабости. А уж кто при этом посчитает тебя своим врагом или другом — дело десятое.

«И долго ли ты боролся с собой, прежде чем подставился под каблук той гилийской шлюхе?» — хотел задать ему справедливый вопрос Махтук, однако не только побоялся его озвучить, но даже не попытался сформулировать про себя. Ведь сейчас, как было хорошо видно, его попутчик уже успел в достаточной мере восполнить свои силы. А значит, такие нападки в адрес парня снова становились делом опасным.

Оставшиеся дни, которые выпали на долю двум путешественникам, продвигавшимся сквозь бескрайние возвышенности и предгорья северо-западного Сентуса, оказались удачнее, поскольку сразу же на следующее утро после переправы через Веску эту местность накрыл лёгкий морозец и поверхность дорог стала более скользящей. Почувствовав некоторое облегчение, лошади больше не тащили телегу по мокрому снегу, но последствия долгого путешествия всё-таки сказывались на них не меньше, чем на самих Альфреде и Махтуке. Вдобавок через какое-то время закончились последние запасы зерна, и животные начали голодать. А поскольку народу в этой местности проживало значительно меньше, чем в южных областях королевства, то молодой колдун просто не мог найти себе новой жертвы для ограбления.

Пожалуй, логичнее всего в такой ситуации было направиться в Ишгу, где хаас-динцу, возможно, удалось бы ненадолго затеряться в толпе и купить несколько мешков овса на деньги предыдущего владельца телеги, а заодно и других необходимых припасов. Однако Альфред, как и следовало ожидать, быстро забраковал подобный трусливый план, как только услышал о нём. Вместо этого, сорвавшись с места, он устремился в сторону ближайших холмов, довольно скоро пропав из виду. А когда снова появился перед Махтуком, то уже тащил на спине целую тушу молодого оленя.

— Не знал, что ты настолько хороший охотник, — проговорил хаас-динец, восприняв его поступок скорее как бывший следопыт, чем как участник подпольного сопротивления, ненадолго позабыв, что имеет дело с человеком, который может вторгаться в чужие мысли без соответствующего заклинания.

— Разводи костёр и не гунди, — раздражённо буркнул вместо всякой ответной учтивости Альфред. — Скоро нам придётся бросить лошадей тут. Если не найдём по пути что-нибудь кроме той пожухлой травы, которую они таскают из-под снега и жуют потом всю ночь напролёт.

И всё же оставлять животных на произвол судьбы уставшим путешественникам не пришлось, поскольку, чем дальше они продвигались на северо-запад, тем меньше Махтук вынужден был плутать по окрестным дорогам и объездным путям, ведь прыти у отрядов КСС заметно поубавилось. А когда он начал узнавать знакомые места, то уже и вовсе принялся предсказывать Альфреду примерное расстояние, оставшееся до замка, на что молодой колдун отзывался с постепенно растущим энтузиазмом.

Вскоре перед путниками замаячили белоснежные шапки, покрывавшие вершины Харлатских гор, а еще через пару дней они достигли подножья огромного горного хребта. Это стало первым неминуемым признаком того, что Альфред и Махтук находились уже рядом с местом назначения.

Постепенно они погружались в настоящий снежный эдем, раскрывавшийся здесь каждую новую зиму во всей своей необъятной белизне. Он струился по предгорьям вместе с ветром и вьюгами, которые определённо не были редкостью в настолько холодном и одновременно прекрасном уголке мира.

Со стороны могло показаться, что подобная местность уж никак не должна была служить пристанищем для наигнуснейшего человеческого гадюшника, в котором не один век производились новые формулы заклинаний, рассылаемые затем по всему Сентусу. Но молодой бунтарь слишком хорошо знал, какие места современное человечество любило порочить больше всего, чем в немалой степени был обязан своим собственным воспоминаниям о школе магии, которая располагалась среди не менее чудесных долин.

Что же касалось Махтука, то только сейчас он смог наконец-то понять чего ему так часто не хватало после того, как он поселился в столице. Но вернуть при нынешних обстоятельствах хотя бы часть этой старой жизни он больше не мог, поскольку оставался скован нерушимым долгом перед своей семьёй и товарищами. Или, во всяком случае, именно так всегда размышлял прежний Махтук, поскольку это была традиция его народа. Однако за прошедшие недели он узнал слишком много поразительных вещей, которые творились не по воле Бога, но лишь по желанию человека — того самого человека, который, согласно религии хаас-динца, не имеет права считать себя кем-то бо́льшим, чем просто слуга Азара. Поэтому само понятие протеста в Махтуке уверенно поднялось на новый уровень. И хотя он одобрял далеко не каждый поступок своего столь скорого на расправу спутника, но временами просто не мог не признать исключительную правоту его суждений и выучки.