— Неужели действительно так трудно понять? Не считая древнего закона, мы, мастера, не можем допустить, чтобы ученики навязывали нам свою волю. Это невозможно. Тебя не поддержу даже я.

Нандалее пристально поглядела на него. Что происходит у нее в душе? Значит ли для нее что-либо его дружба? До сих пор она ничем не дала это понять.

К ним подошел Талавайн.

— Мы тоже не примем лук как инструмент, с которым занимаются изящным искусством. Если бы мы сделали это, то пришлось бы перевернуть с ног на голову основы всего. Мы присоединяемся к приговору Белого чертога.

Нандалее сжала губы, и они превратились в узкую полоску. Гонвалон немного отпрянул. Он невольно вспомнил о том, то сказал ему Парящий наставник, когда он забирал Нандалее из пещеры в горах. Как она в гневе убила одного из своих товарищей.

— Впрочем, ты произвела на нас впечатление своим мастерством стрельбы из лука. Мы хотели бы научиться твоему умению. Поэтому мы хотим сделать тебе небывалое в истории Лазурного чертога предложение. Ты можешь остаться у нас, станешь одновременно ученицей и наставницей. Добро пожаловать в наши ряды, Нандалее, — Талавайн протянул ей руку.

Гонвалон судорожно сглотнул. Они хотят оставить Нандалее здесь? Такого он не ожидал.

— Тебе следует сказать ей, чем вы занимаетесь, Талавайн. И что никто из Лазурного чертога никогда не станет драконником.

Талавайн ответил на этот выпад улыбкой.

— Она ведь наверняка давно знает об этом. Разве так важно быть близким к драконам? Драконники делают себе татуировку дракона на коже, когда сдают последний экзамен. Ее нельзя стереть. А мы изменчивы, Нандалее. Мы не закрываемся для нового, и задачи, которые ждут нас, требуют не меньшего мужества. Впрочем, смелые военные подвиги весьма редко становятся нашей стезей. Мы — те, кто остается в тени. Сейчас, в этот самый час, восемьдесят один наш ученик находится в мире людей. Они — разведчики. Пытаются выяснить, какие планы у девантаров. И стремятся манипулировать людьми, так, как делают это противники альвов. Тех из нас, кого обнаруживают, ждет страшная судьба. Мы сражаемся не с мечом в руке. Наше оружие — хитрость и обман. Мы...

— Ты забываешь о яде и кинжале, — перебил его Гонвалон. — И разве вы не убиваете и детей тоже?

— Ты собираешься утверждать, что из ваших рядов еще не выходили детоубийцы? Мы там, где нас не ждут, Гонвалон. Поэтому мы становимся и свидетелями ваших деяний. Мы знаем, почему никто не поет о вас героических песен и почему вы не говорите своим ученикам, в чем однажды будет заключаться их задача. На наших руках тоже есть кровь, но намного меньше, чем на руках наставников Белого чертога.

— Ты позволяешь себе говорить о том, о чем велено хранить молчание? — Гонвалон попытался опустить правую руку на рукоять меча.

Талавайн улыбнулся и снова обратился к Нандалее, словно не слышал угрозы в голосе Гонвалона.

— Видишь, как глубоко это прячется, после того как обучение заканчивается, Нандалее? Мы другие. Никогда еще не было, чтобы ученица меняла чертог. Это возможно только потому, что Белые послали тебя сюда добровольно. Если хочешь остаться у нас, просто возьми мою руку.

Гонвалон ожидал, что Нандалее сразу же сделает это, но нет. Ее живые глаза внимательно поглядели сначала на него, затем на синего наставника. Он не понимал, почему она медлит, но перспектива потерять Нандалее оказалась более болезненной, чем он ожидал.

Талавайн тоже заметил колебания Нандалее.

— Иногда одиночка, решительный, вооруженный кинжалом, может предотвратить то, чему позже не сможет помешать тысяча мечей. Но для того, чтобы убить кинжалом, нужно быть настолько близко к своей жертве, что собственная жизнь часто тоже заканчивается. У лучника больше шансов бежать. Если ты научишь нас искусству стрельбы, в мире людей прольется меньше эльфийской крови.

Гонвалон видел, что сопротивление Нандалее слабеет. Он не хотел, чтобы она уходила, но чувствовал себя обязанным быть честным.

— Я не могу даже честно пообещать тебе, что ты станешь наставницей в Белом чертоге, — заявил он.

— И не только это, — произнес Талавайн. — Известно ли ей о судьбе твоих учениц? Они умирают. Последняя исчезла бесследно, но меч, с которым она отправилась в путь, снова висит в Белом чертоге. Это не оставляет сомнений в ее судьбе. Тебе нужно расстаться с ним, Нандалее. Похоже, на нем лежит проклятие. Я не понимаю, почему они вообще терпят его среди наставников Белого чертога.

Взгляд Нандалее проник прямо ему в душу. Он должен был сказать ей! Для этого было немало возможностей. Остальные наставники Белого чертога молчали о множестве смертей, а ученики никогда не оставались настолько надолго, чтобы осознать весь масштаб. Несмотря на это — он должен был сказать ей. Он вздохнул.

— Это правда. У меня было уже шесть учениц. Все они получили ранг наставника — и все умерли. Я дюжины раз просил небесных змеев освободить меня от обязанностей в Белом чертоге. Тщетно. Не знаю, почему они не дают мне уйти.

Нандалее улыбнулась ему.

— А я знаю. Знаю с тех самых пор, как ты забрал меня у Парящего наставника. Наверняка он советовал тебе убить меня. Я знаю это с тех самых пор, как впервые бежала с тобой. Они не отпускают тебя, потому что ты хороший учитель. Учитель, сердце которого принадлежит его ученицам. И поэтому я вернусь с тобой в Белый чертог. Я стану той, кто докажет всем, что нет никакого проклятия. Я не умру. И мне нанесут на кожу изображение небесных змеев.

Гонвалон судорожно сглотнул. В горле стоял комок.

— Мне кажется, нам пора идти, — легко сказала Нандалее. А затем обернулась к Талавайну. — Когда я стану наставницей в Белом чертоге, я вернусь сюда. И научу вас тому, как стрелок, оружие и цель становятся единым целым, — она нахмурила лоб, а затем мягко покачала головой. — Нет, не так. Они уже — одно целое. Все связано между собой благодаря магической сети. Нужно только научиться видеть это.

А затем она просто повернулась и пошла прочь, как будто этим было все сказано.

Гонвалон молча кивнул, но в душе рассмеялся. Вот уже полгода он каждый день проводил с Нандалее. И думал, что знает ее. Но он ничего не знает о ней.

Айя осторожно отодвинула в сторону расшатанную доску, ухватилась за потолочную балку и подтянулась. Это было самым трудным. Обитательнице гарема вообще-то не пристало иметь руки, в которых столько силы. С трудом переводя дух, она выбралась на плоскую крышу. Всего неделю назад она обнаружила поврежденное место в одной из небольших боковых комнат бани. Кто бы ни чинил его, был бесчестным оборванцем. Вместо того чтобы выполнить работу на совесть, он положил над дырой на крыше пару досок, к которым прибил промасленную ткань. Может быть, это и не настоящие ремесленники были вовсе... Разве какого-то рабочего подпустят так близко к гарему? Нет, решила Айя, наверное, нет.

Она откинулась на спину и поглядела на раскинувшееся над ней звездное небо. Отсюда оно казалось гораздо прекраснее и больше, чем из двора гарема. Лежа на крыше, она чувствовала себя свободной — по крайней мере до тех пор, пока не вспоминала о том, что здесь, наверху, она пленница ничуть не меньше, чем в покоях гарема. Из дворца Акшу бежать невозможно. Даже через зачарованные врата, ведущие в Новый мир. Через эти врата почти не проходили женщины, а переодеться мужчиной она не могла. Таких потрепанных, порванных одежд, как у простых крестьян, в гареме было просто не достать.