Получала я и другие подарки, весьма неприятные. Они всегда прибывали внезапно и в самое неподходящее время. Иногда их привозил гонец, иногда они ждали меня на полу у дверей или на подоконнике. Иногда я даже находила их на лавочке в парке, или в ящиках моего письменного стола, или даже в корзинке со швейными принадлежностями. Эти омерзительные дары слал мне кто-то другой, кто желал мне зла. Я получала маленьких куколок из воска, с грудью, пронзенной длинным шипом. Воск был рыхлым, я находила в нем обрезки ногтей, и юбки каждой куклы покрывали пятна крови, похожие на следы женских регул. К их головам всегда были прикреплены несколько прядей золотых волос, в точности как мои. Пирто все пыталась убедить меня бросить их в огонь, но я боялась, что вместе с этими фигурками, похожими на меня как две капли воды, сожгу и себя, и камин станет… моей могилой. Как-то я получила коробку с отвратительным венком, сплетенным из черных веточек боярышника, черных шелковых лент, сушеных жаб, ящериц и крыс, связанных друг с другом хвостами. Иногда я находила маленькие деревянные гробики с восковыми куклами внутри. Как всегда, к этим фигуркам были приклеены золотые волосы, а их левую грудь пронзала длинная игла или шип. На крышке гроба значилось мое имя.

Но самое страшное послание я получила в виде изящно упакованного подарка из Лондона. То был медальон, золотой прямоугольник с черными эмалированными штрихами и венком из изысканных цветов. Открыв его, я обнаружила внутри изображение улыбающегося скелета из слоновой кости с сапфировыми глазами. Над ним жирными буквами были написаны такие слова:

Закричав от ужаса, я выбросила страшный подарок в окно, я больше никогда не хотела его видеть. Все попытки отравить меня терпели крах, и теперь Роберт или кто-то из его прислужников решили прибегнуть к колдовству, чтобы запугать меня всеми этими жуткими вещами. Меня охватил страх, я впала в отчаяние, и мои боли усилились. Я не могла больше спать, вместо этого я опускалась на колени и истово молилась Богу, чтобы Он избавил меня от этой напасти, развеял черные, злые чары, что насылал на меня неизвестный недоброжелатель. «Я и так уже проклята, пожалуйста, защити меня от прислужников дьявола, пытающихся колдовством приблизить мой конец!» – молила я Господа. Призрачный серый монах садился рядом со мной, печально склонял голову и молился, отчего мне становилось еще страшнее.

Однажды меня навестил Томми Блаунт – он привез с собой полную переметную суму яблок и уйму новых историй.

Милый Томми, при виде него у меня на душе всегда становилось светлее. Однажды вечером мы с ним засиделись допоздна у камина в галерее, откинувшись на мягкие красные бархатные подушки. Мы пекли в огромном каминном очаге яблоки, посыпав их сахаром и корицей, и грели руки о кубки с горячим поярком – он взял у Пирто рецепт и сварил его специально для меня. Глаза его говорили то, о чем молчали губы.

Но я отвернулась от него, содрогнувшись при мысли о том, каким он станет рано или поздно. Нужно признать неизбежное: придет тот день, когда эти буйные имбирные кудри распрямятся, потемнеют и станут покорными, как смиренная Гризельда. Он тоже будет носить украшенные жемчугом и перьями бархатные береты, а искренние ласковые улыбки сменятся фальшивыми и неестественными. Его нежные глаза, отражение его чистой, невинной души, станут холодными и будут во всем искать лишь личную выгоду. Мир превратится для него в огромную шахматную доску, а все люди станут пешками, которыми он будет с легкостью жертвовать. Его детская любовь к занятным историям позабудется, и память освободится для фактов, имен, политических событий, придворных сплетен и интриг. Возможно, это случится нескоро, но от его милой сердечности в один прекрасный день не останется и следа, и очарование этого молодого человека покроется холодным, бесчувственным панцирем амбиций, как это рано или поздно случается со всеми придворными мужами. Однажды я уже влюбилась в такого доброго и милого семнадцатилетнего юношу, и через десять лет брака он превратился в жестокого и безжалостного незнакомца, который ничего не пожалеет ради богатства, славы и признания и у которого вместо души пылает голодное пламя тщеславия. Я радовалась, что мне осталось жить совсем недолго и я не увижу того, что станется с Томми. Слишком грустно было бы видеть, как гибнет его душа.

Хоть я и отвернулась от него, он потянулся ко мне. Я знала, что не должна этого делать, но все же позволила ему поцеловать меня. Так много воды утекло с тех пор, как я чувствовала на своих губах и коже нежные губы мужчины, была предметом его вожделения и страсти, пылавшей в его сердце… Мне даже казалось, что из-за своего смертельного недуга мне больше не доведется испытать подобное и плотские удовольствия навеки останутся лишь в моих снах и воспоминаниях. Я думала, что в моем изможденном теле не способно более пробудиться желание, но как же я ошибалась! Я таяла в руках Томми Блаунта, с наслаждением отвечала на его горячие, настойчивые поцелуи с привкусом яблок. Должно быть, виною всему были тепло очага, поздний час и пиво, добавленное в поярок. И все же мне страшно хотелось из последних сил уцепиться за жизнь, сделать перед смертью еще хоть один живительный глоток из ее колодца, но это было бы нечестно по отношению к этому юноше. Добрые намерения не всегда оправдывают дурные поступки. Мне вскружило голову одно только осознание того, что я снова стала желанной и очаровала хоть одного мужчину.

Я закрыла глаза и откинула голову, блаженствуя от поцелуев, которыми Томми покрывал мою шею. Но когда его рука коснулась моей груди, я испугалась и пришла в себя, вспомнив, кто я на самом деле, – жена лорда Роберта, известная своей верностью и благочестием, пускай мой супруг и позабыл меня. А еще я умирала, уповая лишь на волю Господа.

Я мягко отстранилась от него и поднялась с кресла. Он лежал на бархатных подушках, опершись на локоть, и смотрел на меня грустными карими глазами спаниеля, который хотел услужить своей хозяйке, а та отчего-то пожурила его.

Я наклонилась к нему и ласково погладила по нежной, как у ребенка, щеке без малейших следов щетины.

– У тебя доброе сердце, Томми, – сказала я. – Однажды ты обязательно найдешь ту, которой подаришь свою любовь. Но это точно не я – ведь я уже замужем и к тому же умираю.

– Но… – начал было он, но я коснулась пальцем его губ, прося умолкнуть.

Даже это движение причинило мне боль – она сковала мою грудь, словно слишком туго затянутый корсет. Но я все равно нежно поцеловала его в лоб, потрепала по буйным кудрям и с улыбкой пожелала ему спокойной ночи. Я знала, что утром он уедет, и неизвестно, увижу ли я его еще хоть раз.

– Томми, – обернулась я, стоя на пороге своей опочивальни, – пожалуйста, если ты когда-нибудь вспомнишь обо мне после того, как меня не станет… Пожалуйста, пускай это будут добрые воспоминания!

– Так и будет, Эми, – пообещал мне он.

Говорил он совершенно искренне, это видно было по его глазам, так что у меня не было повода усомниться в его словах.

– Спасибо тебе, – кивнула я и притворила за собой дверь.