Прошли.

Поднимаемся в буфет – все, как обещал, с нашей стороны прилавка единственный человек, пусть без очков, но с лысиной.

И кто бы вы думали?

Анатолий Степанович.

– А как же экзамены? – спрашиваю.

– Нормально, – говорит, – поставил две двойки, чтобы уважали, и пошел пить пиво.

– И не жалко бедных заочников? – спрашивает моя знакомая.

Анатолий Степанович видит красивую женщину и начинает объяснять с подробностями.

– Вы правы, дорогая, жалость – прекрасное чувство, но долг обязывает. И опять же своя специфика, техникум у нас пищевой, все заочницы из торговли, что они могут понимать в теплогазоснабжении, да и зачем им в этих дебрях разбираться. Но девушки бойкие, подходят и говорят: дорогой наш Анатолий Степанович, вы такой умный, а мы такие глупые, мы даже считать не умеем, всегда ошибаемся в большую сторону. Сказали, поулыбались и протягивают коробку конфет и бутылку коньяка: выпейте, мол, на здоровье и закусите, а нам много не надо, нам бы по троечке. А я им: нет, говорю, по троечке с каждой – это слишком жестоко, мне и пятерки хватит, чтобы пивка в перерыве попить.

Я стою, посмеиваюсь. Спутница моя ресницами щеки щекочет, не может понять – шутит он или на самом деле вымогательством занимается. Это теперь преподаватели берут не краснея, а в те годы подобное обучение только на Кавказе было. Анатолий Степанович видит, что мы не совсем верим, достает из кармана пятерку.

– Видите, какая новенькая, аж хрустит, а нам зарплату всегда мятыми выдают. Так что приглашаю вас на пиво, заработанное честной экспроприацией.

Берет дюжину бутылок и усаживает нас за свой столик. Но времени-то у него в обрез, надо идти экзамены у следующей группы принимать. А расставаться неохота. Если уж начал перед красивой женщиной картину гнать, остановиться трудно. И дело не в том, что отбить ее хочет, нет, на чужое зариться не любитель, просто по выступлениям соскучился, артисту зритель нужен, а дома выступать не перед кем, жена, как и положено бухгалтеру, юмора не понимает, а теща и того серьезнее.

Половину пива выпить не успели, а ему бежать пора. А как бежать, если уже завяз. Начинает агитировать нас прихватить остатки пива и ехать принимать экзамены. Втроем быстренько, мол, раскидаем, а потом возвратимся к продолжению приятной беседы, не тащить же коньяк с конфетами домой, теща что-нибудь нехорошее подумать может. Я тормознуть пытался, куда, мол, с моим шестимесячным образованием экзамены принимать. Да разве его урезонишь. И знакомая моя – девушка с характером. Интересно ей. Давно ли к жалости призывала, да коротка женская память.

– Я хочу поставить двойку, – говорит. – Хоть бы одну, но жирную-прежирную! Всю жизнь мечтала.

При таком раскладе и мне деваться некуда. Говорил же, что не могу противиться дамским капризам.

Поехали принимать экзамены.

В учительской, или как она там в техникумах называется, мой друг и коробку с конфетами показал, и коньячок, чтобы хвастуном не посчитали. Армянский, кстати, коньячишко, продавщицы знают, чем задобрить. Но знакомую мою это не испугало.

Заходим в аудиторию. В помещении прохладно, а заочницы, у кого прелести имелись, все без теплых кофт и платков оренбургских. Я бы и значения этому не придал, если бы моя подруга не шепнула: держитесь, мол, ребята, берегите зрение. Девушки за билетами подходят, одна другой улыбчивей. А мы смотрим, как Анатолий Степанович важность изображает, и мы вслед за ним, как обезьяны. Однако несерьезным людям на такой работе и надорваться недолго. Студентки пишут чего-то там на листочках, к ответам готовятся, но время, между прочим, уходит, а пиво с возрастом лучше не становится. Стул под Анатолием Степановичем чуть ли не человеческим голосом стонет. И друг мой не выдерживает.

– Учтите, – говорит, – скромность мешает не только на базаре, но и на экзаменах.

Заочницы глазки прячут, намека на их главную профессию не хотят воспринимать.

– Кто первый осмелится, тому скидка, – завлекает Анатолий Степанович.

Не поддаются, осторожничают.

Тогда он указывает пальцем на сидящую с краю девицу и велит подойти. О чем она заикалась, сидя перед ним, я не уразумел. Да и какая разница. Анатолий Степанович ее тоже не слушал. Зато хвалил очень громко. Но недолго. Зачем тратить время на хитрые уловки, если привада брошена и дичь с расширенными глазами нацелилась на нее. Кому не хочется побыстрее спихнуть экзамен. Давно ли сидели как приклеенные, а тут сразу три наперегонки к нашему столу. И напрасно, слепым торопиться рискованно. Одну из них он оставил возле себя, а лишних нам отдал. Ну ладно, я, слабохарактерный мужик, поставил своей четверку, непонятно за какие россказни, и отпустил. Но когда у одной женщины появляется власть над другой… Подруга моя, оказалось, не шутила, когда хлопала в ладоши от радости, что подворачивается случай вкатить жирную двойку. Отвела душеньку. Но это уже чисто женские войны, и не нам их мирить. Разнимщику первый кнут. Внутренне я, конечно, слегка осудил ее. А вот учитель – похвалил. Молодец, мол, строгость для студента – как щука для карася. И тоже начал принципиальничать. Заочница отвечает на редкость уверенно, а он ворчит:

– Все это приблизительно. Прежде чем говорить, иногда и подумать не лишнее.

Уверенности у девицы поубавилось, но не сдается, в школе, наверное, комсоргом была. Анатолий Степанович недовольно качает головой.

– Нет, девушка, вы совсем не знаете предмета.

А та настырная.

– Что я не знаю?

– Ну, дорогая, если я начну перечислять ваши белые пятна, мы до утра не разойдемся. Вы, кстати, в каком магазине работаете?

– В гастрономе, – говорит заочница.

– Вот видите, оказывается, умеете точно и внятно ответить на вопрос. Молодец. Тушенка у вас бывает?

Она уныло качает головой. А в те годы с продуктами было очень даже тоскливо. Не для всех, разумеется. Да сами помните. Что на прилавках лежало? Анатолий Степанович называл это пищевыми отходами торговли.

Заочница мнется. Учитель хмурится.

– Очень плохо. И что такое энтальпия, не знаете. А крабы в вашем магазине бывают?

– Откуда? Я их вообще ни разу не видела.

Анатолий Степанович хмурится еще сильнее.

– Совсем никуда не годится, – говорит. – Вы пришли на экзамен и не можете объяснить, как работает бойлер.

Смотрю на свою подругу. Рот ладошкой прикрыла, пальцы в щеки впились, глаза к потолку. Сам тоже того и гляди расхохочусь. Зато друг мой серьезен, как милиционер.

– А колбаса сырокопченая у вас бывает?

– Сырокопченая бывает, и даже сервелат, – начинает соображать заочница.

– Видите, как хорошо, – подбадривает он. – В бойлере вы немножечко запутались, а теорию, можно сказать, знаете. Так что…

Подруга моя со слезой в голосе шепчет: