— Кулаков криво улыбнулся: “О, это почти невозможно".

— Что?

— Оказаться в Политбюро, степень вероятности бесконечно мала.

— Ну, а повернуть его?

— Если оказаться там, вероятность повернуть его несколько большая, но и риск бесконечно больший. Но тогда бы я уж на него пошел наверняка, правда, не сразу… Иначе ведь жизнь потеряла бы смысл: если человеку выпала бесконечно редкая судьба, то надо оказаться достойным ее. Не попытаться использовать ее — это уже преступление.

“Невозможное" случилось: Федор Кулаков был вызван в Москву, стал секретарем ЦК и членом Политбюро. Все кто был во второй половине 70-х годов так или иначе связан с кремлевским истеблишментом и с кем нам тогда приходилось в Москве встречаться, рассказывали о независимости и принципиальности Кулакова. Один из журналистов “Правды" назвал его даже “вторым Хрущевым" и тут же добавил: “…но без его закидонов".

В это время Брежнев был тяжело болен, и, хотя его предсмертная агония затянулась еще на несколько лет, в 1976-77 годах настойчиво поговаривали, что его собираются с почетом спровадить на пенсию, а на его место назначить Кулакова.

По другому, более позднему варианту московских слухов, за Брежневым должны были сохранить только что обретенный им номинальный пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР, а пост Генерального секретаря партии передать Кулакову. О том, что эти слухи имели под собой реальные основания, говорит хотя бы тот факт, что в одном из московских научно-исследовательских институтов наш приятель лично присутствовал на закрытой лекции инструктора ЦК, который официально подтвердил вторую версию и добавил, что это “вопрос времени": утечка информации в данном случае имела намеренный характер. Впоследствии, оказавшись за границей, мы смогли убедиться, что эти слухи успели тогда проникнуть и в мировую прессу (см., к примеру, “Нью-Йорк Таймс" от 5 января 1975 г., “Крисчен Сайенс Монитор“ от 30 июля 1976 г. и т. д.).

Предсказаниям одних и надеждам других относительно Кулакова, увы, не суждено было сбыться.

В ночь с 16 на 17 июля 1978 года, Федор Кулаков, как сообщило ТАСС, “скончался от острой сердечной недостаточности с внезапной остановкой сердца". Одновременно КГБ распространил слухи, что крестьянский сын Федор Кулаков после неудачной попытки захватить власть перерезал себе на античный манер вены.

Люди, близко знавшие Кулакова, опровергали оба сообщения, утверждая, что он был здоров, как бык, не знал, что такое головная боль или легкая простуда, и был неисправимым оптимистом. Детальный и одновременно путанный отчет специальной медицинской комиссии за подписью семи медицинских светил во главе с главным кремлевским врачом Евгением Чазовым вызвал обратную реакцию, а когда Брежнев, Косыгин, Суслов и Черненко не явились на похороны своего коллеги, подозрения усилились еще больше. По Москве поползли зловещие слухи о том, что в Кремле появился убийца, который сам метит на место безнадежно больного Брежнева. Выражая скорее общее мнение, чем свое собственное, Петр Егидес вспоминает: “И вдруг Кулаков внезапно скончался, умер, исчез — а ведь он был здбровяк, крепкий мужчина. И меня, конечно, не покидает чувство, что он оказался кремлевской мафии не ко двору, и его “испарили" по Оруэллу…".

А лондонский "Совьет Аналист", который за несколько дней до загадочной смерти Кулакова предсказывал, что именно он сменит Брежнева на посту Генерального секретаря, спустя два дня после этого заканчивал свой почти криминальный анализ естественным в данном случае вопросом: кто следующий?

20 июля 1978 года на похоронах Кулакова на Красной площади, где демонстративно отсутствовали кремлевские лидеры, с надгробным словом, посвященным Кулакову, выступил его ставропольский, а вскоре и московский преемник Михаил Горбачев. Это было его первое выступление с трибуны Мавзолея, прошедшее незамеченным. Следующему, через 7 лет, на похоронах другого его предшественника, Константина Черненко, будет внимать весь мир.

Смерть Кулакова помогла ставропольскому партийному секретарю больше, чем его покровительство — в Кремле освободилось то единственное место, на которое Горбачев с его дипломом агронома и далеко не всегда удачным сельскохозяйственным опытом мог претендовать: пост секретаря ЦК по сельскому хозяйству. Однако его "претензии" были отделены от вакантного места приблизительно тем же расстоянием, которое, по остроумному выражению древних греков, отделяет поднятый кубок от раскрытых губ. Что же помешало Горбачеву стать немедленно преемником Кулакова и почему ему пришлось ждать перевода в Москву целых полгода?

Во-первых, молодость, которая, как известно, является тем недостатком, который с годами проходит, но в том превратившемся в дом престарелых Полибюро-Секретариате со средней возрастной нормой в 67 лет просто не было места для 47-летнего Михаила Горбачева.

Во-вторых, в самой Москве было полным-полно специалистов по сельскому хозяйству. Они уже что называется пустили в столице корни и могли рассчитывать на покровительство кремлевских руководителей, в то время как Горбачев одного из своих покровителей, Кулакова, все-таки потерял. Среди главных кандидатов на свободную вакансию были министр сельского хозяйства с поэтической фамилией Месяц и заведующий сельскохозяйственным отделом Центрального комитета Владимир Карлов. Они по возрасту больше подходили на пост Секретаря ЦК и меньше выделялись бы в кремлевском совете старейшин: один был на 3 года, а другой на целых 17 лет старше Горбачева.

И наконец еще одно, возможно, главное препятствие на пути Горбачева в Москву: брать подряд второго человека из Ставропольского края в Кремль было не очень удобно, учитывая, что в состав СССР входят 35 союзных и автономных республик, 18 национальных областей и округов и 128 краев и областей.

Москва, во избежание упреков в географической и национальной дискриминации, старалась соблюдать принцип очередности. Единственное исключение делалось для украинского города Днепропетровска, где провел "лучшие годы своей жизни" Брежнев, а потому, став генсеком, превратил его в основной арсенал кремлевских кадров.

Горбачеву, однако, повезло тем, что он родился в Ставропольском крае и провел здесь в общей сложности 42 года своей жизни.

Кандидатуру Горбачева, предложенную Андроповым, поддержал Михаил Суслов, блюститель партийных нравов и закулисных дел мастер, который в 1964 году стоял во главе антихрущевского заговора и поделил власть между Брежневым (генсек) и Косыгиным (премьер). Суслов мог помнить Горбачева еще по Московскому университету, когда тот участвовал в идеологической чистке, которой тайно дирижировал сам Суслов по поручению Сталина. Несомненно, он знал Михаила Горбачева по Ставропольскому краю, которым сам когда-то руководил и в который изредка, по старинной привычке, наезжал. Суслову нравились деловитость и скромность Горбачева — особенно по контрасту с наместническими замашками днепропетровцев. Этого “серого кардинала“ раздражало засилье днепропетровцев вокруг больного Брежнева, а особенно то, что один из них, Андрей Кириленко, явно метил на место Суслова и постоянно оттеснял его