Горбачевым и его южным соседом Эдуардом Шеварднадзе. В 1972 году Шеварднадзе удалось с помощью Андропова в ходе все той же борьбы с коррупцией свергнуть давнего приятеля Брежнева Василия Мжаванадзе с поста Первого секретаря ЦК Грузии и занять его место (вариант полицейского переворота, впервые испробованный другим генералом КГБ — Гейдаром Алиевым в другой кавказской республике — Азербайджане). Здесь важно упомянуть, что ни Горбачев, ни Шеварднадзе не знали, что у них в Москве один и тот же покровитель. Андропов не поощрял даже самые преданные ему союзы и группировки, все нити стекались лично к нему, а между собой никак связаны не были. Он был кукольник, а они — марионетки.

Надо сказать, что в Грузии, как и в Азербайджане, кумовство, взятничество, подкуп, “покупка" высоких должностей (включая министерские портфели), подпольная промышленность, успешно конкурирующая с государственной, достигли фантастического размаха. Фактически, обе эти республики отделились от централизованной социалистической империи и превратились в республики затаенно-капиталистические. Шеварднадзе, будучи, как и Алиев, человеком неукротимой энергии и замечательной изобретательности, вел борьбу за“ возвращение" своей республики в социалистический лагерь под общее командование Кремля с переменным успехом, и грузинская одиссея носила более сложный, более разветвленный и запутанный характер, чем жестокая и прямолинейная борьба с коррупцией в соседней республике. Да и сам Шеварднадзе был более живым и интеллигентным человеком, чем его азербайджанский коллега и друг, человек-компьютер — Алиев.

На новом посту руководителя грузинских коммунистов Шеварднадзе повел борьбу с коррупцией с большим размахом и бескомпромиссностью. Он сменил снизу доверху почти всех должностных лиц и заполнил грузинские тюрьмы до отказа бывшими сановниками и подпольными капиталистами. Его борьба, однако, вызвала сопротивление в самых разных кругах грузинского общества. Ведь именно немощь государства способствовала расцвету частной инициативы, и подпольный капитализм, по сути, восполнял здесь пробелы централизованной экономики. Подводя итоги его деятельности у себя на родине, можно сказать, что Шеварднадзе оказался дурным врачевателем — вместо гнилого зуба он рвал вполне здоровый, хотя и выросший в неположенном месте и на нелегальных основаниях.

Возвращаясь к его попыткам прочистить, по его собственному выражению, “капиталистический свинарник республики", отметим одно пустяковое дело, которое, однако, накрепко застопорилось, несмотря на все усилия Шеварднадзе. Это было тем более странно, что он уличал преступников, которым покровительствовал Брежнев, вылавливая их прямо из кремлевских приемных, ще они дожидались своих влиятельных покровителей. В данном же случае речь шла не о Москве, а о ничтожном, с точки зрения Шеварднадзе, Ставрополе.

Напуганные размахом борьбы с коррупцией, начатой Шеварднадзе, несколько частных предприятий, изготовляющих ювелирные изделия, кольца, цепочки, браслеты, мельхиор, а также несколько цехов по производству фруктовых соков и ресторанов-шашлычных в аварийном порядке перебазировались в соседний Ставропольский край, ще под государственными вывесками продолжали успешно развивать "вторую экономику".

Однако их процветание по другую сторону Кавказского хребта оказалось под угрозой, когда Шеварднадзе с помощью КГБ и ею местного ставропольского отделения настиг грузинских дельцов на месте преступления. Оставалось только затребовать от Ставропольской прокуратуры выдачи преступников обратно в Грузию. Шеварднадзе считал уже дело решенным и потому был ошарашен, получив твердый отказ Горбачева. Какие легальные доводы Шеварднадзе ни приводил, Горбачев упорно защищал новоприбывших подпольных капиталистов.

По командировкам газеты "Известия" и журналов "Дружба народов", "Искусство кино" и "Аврора" мы несколько раз в это самое время — 1975–1977 годы — приезжали в Грузию и встречались с местными партийными руководителями, которые недвусмысленно намекали на то, что "доброта" Горбачева может иметь только одно объяснение.

Один из наших грузинских собеседников рассказывал, как Шеварднадзе при нем и других своих помощниках позвонил из Тбилиси Горбачеву и пригрозил ему: в случае дальнейшего сопротивления — пожаловаться в Москву. Со свойственной ему грубоватой лапидарностью Шеварднадзе сказал Горбачеву:

— Слушай, я навожу у себя в доме порядок. А ты мне мешаешь. Подумай, кто ты, а кто я? Не стой у меня на дороге, уходи немедленно. Предупреждаю тебя последний раз — у меня в Москве рука. Ты выиграешь от этого дела пару тысяч, а потеряешь все.

Однако к великому изумлению и унижению Шеварднадзе Горбачев отстоял грузинских дельцов. Крайкомовский секретарь, которого Шеварднадзе считал по рангу ниже партийного руководителя одной из 15 советских республик, оказался могущественнее и влиятельнее его даже там, ще речь шла о прямом нарушении закона. Московская “рука" Горбачева оказалась сильнее московской “руки" Шеварднадзе, хотя в обоих случаях это была одна и та же “рука" — председатель КГБ Юрий Андропов. Просто из двух протеже, он более высоко ценил человека, обладающего, в отличие от грузина Шеварднадзе, близкой перспективой попасть в Кремль.

Так состоялось первое близкое знакомство двух подопечных Андропова — оно началось с конфликта, который однако не помешал Шеварднадзе уже в горбачевскую эпоху попасть в Кремль, ще он, несмотря на полное отсутствие дипломатического опыта, сменил на посту министра иностранных дел престарелого Андрея Громыко — первый в русской истории полицейский генерал на этой должности. Такую объективность Михаила Горбачева в подборе кремлевских кадров можно объяснить только тем, что не только им и не из его людей создается высшая советская элита, но из людей Андропова и в точном соответствии с его предсмертными указаниями. Единственная уступка, сделанная лично Горбачеву, — это избавление его от соперника, который чуть не перебежал ему дорогу и не занял пост Генерального секретаря партии. Летом 1985 года Григорий Романов был изгнан из Кремля, и его политическая карьера на этом кончилась.

Вот почему было бы глубочайшим заблуждением приписывать задним числом кремлевским руководителям принципы какой бы то ни было — пусть даже невнятной — партийной морали. Политический отбор в Кремле происходит, пользуясь языком биологии, как естественный отбор случайностей. И если в нем все же можно обнаружить некоторые закономерности, то они никак не связаны с западными политическими стандартами и представлениями.

Баловень Политбюро

Политическое вознесение Михаила Горбачева явилось результатом “больших кремлевских игр", которые в 1978 году вступили в решающую стадию. Для того, чтобы Горбачев попал в Москву, судьбе пришлось столкнуть в жестком поединке двух его главных покровителей — Федора Давыдовича Кулакова и Юрия Владимировича Андропова, который, как известно, закончился победой последнего и смертью первого.

Кулаков, безусловно, был самым талантливым и принципиальным человеком в брежневском Политбюро. Бывший председатель колхоза Петр Абовин-Егидес рассказывает, как Кулаков, тоща еще один из провинциальных руководителей, спас его от крутой расправы за критику местного партийного начальства. Однако еще больше, чем защита Кулакова, Абовина-Егидеса поразили его откровенные высказывания и тайные амбиции.

“Это был неожиданный для меня сюрприз, и я не мог, да и не хотел скрывать этого волнения".