Сопливик не заспорил. Только заметил нерешительно:

— Может, лучше вы здесь, а я на откидушке? Она узкая, а я маленький.

— Нет, поспи хоть раз по-человечески… Послушай, а там, в гнезде твоем, неужели не страшно одному ночью-то?

— Если один, чего бояться? — совсем по-взрослому ответил Сопливик. — Вот когда все кругом пристают и дразнятся, страшно…

Валентин отошел и стал набирать воду в электрочайник.

«Если Мухобой узнает, что я оставил мальчишку у себя, будет у него козырь. Приклеит гад что-нибудь… „ласьеновское“», — думал он. И снова его тряхнула ненависть к Мухобою.

«Надо завтра сказать Илюшке еще раз, чтобы не боялся…»

Когда Валентин проснулся, Сопливик, уже одетый, сидел на кровати и… крутил в пальцах револьвер.

— Осторожно… — негромко выговорил Валентин. — Сиди тихо, не нажми там…

Сопливик глянул без страха и виноватости. С пониманием.

— Он ведь на предохранителе, я знаю…

Валентин мягко поднялся, взял «бергман» у мальчишки.

— Как ты его откопал…

— Я под подушку руку сунул нечаянно…

— Не следует совать руки куда не надо. Даже нечаянно… — сообщил Валентин с назидательностью, но полушутя, потому что чего зря пугать и без того затюканного Сопливика. Натянул брюки, сунул «бергман» за ремень, прикрыл надетой навыпуск рубашкой. Сопливик следил за ним серьезно и молча. Потом сказал:

— Вы не бойтесь, я никому не проболтаюсь… про это.

— Благодарю вас, мой друг. Я знаю, что вы умеете молчать как могила. Но секрета из вчерашнего скандала все равно не получится…

Валентин хорошо выспался и не чувствовал беспокойства из-за случая с Мухобоем. За окнами было сверкающее умытое утро. И даже Сопливик — с торчащими, как рожки, темными волосами, с пухлыми после сна губами — казался симпатичным. Некрасивый, но славный. Поблескивает глазами-угольками и даже улыбается слегка — нерешительной редкозубой улыбкой.

Солнечный зайчик щекотал Валентину угол глаза. Это на подоконнике сверкал под лучом медный край подзорной трубы. Валентин вспомнил про найденный винтик и слегка насупился в душе на Сопливика. «Хотя чего с него взять, с несчастного», — подумал он. И вдруг осенило:

— Слушай, завтракать еще рано. Сделай сейчас для меня одно дело, а?

— Ладно! — Сопливик спустил с кровати ноги.

— Там, где ты нашел трубу, должно валяться медное кольцо с узором. Наверно, оно свинтилось с трубы. Поищи в траве, пожалуйста…

Может быть, если Сопливик и правда стащил и спрятал венчик, он его сейчас принесет — словно и в самом деле нашел в траве. Оба они будут знать, что это не так, и со стороны Сопливика получится молчаливое признание, а со стороны Валентина такое же молчаливое прощение. И для обоих это будет хорошо.

— Ладно, я сейчас, — отозвался Сопливик так бесхитростно, что Валентин засомневался: может, и ни при чем он?

Сопливик босиком скакнул к двери и там оглянулся:

— А если Мухобой меня увидит?

— Сразу тогда бегом ко мне!

— Ладно. А то начнет… как Илюшку…

— Слушай, — мрачнея, сказал Валентин. — А как ты думаешь, почему он не поставил Илюшку со всеми у флага, а начал отдельно… воспитывать?

Сопливик тоже насупился:

— Наверно, допрашивать хотел…

— Про что?

— Может, чтобы узнать, кто еще с ними ходил. Или как дорогу найти на поляну…

— Разве это секрет?

— Для кого как… — Сопливик босой пяткой зацарапал пластик пола.

— А ты думаешь… Илюшка сказал бы?

Сопливик быстро поднял и опустил угольные глаза.

— Я как могу знать… про другого-то… Я бы не сказал, хоть он убей. Но мне-то ведь все равно. Меня никто не усынавли… не усыновлял…

— Ну, беги, — вздохнул Валентин. И когда захлопнулась дверь, вдруг подумал: «Боже мой, а я ведь даже не помню, как его зовут по-человечески. Сопливик да Сопливик…»

Он умылся, расчесал бородку, убрал постели. Прошло еще минут пятнадцать, и Сопливик явился. Встрепанный, с прилипшими к мокрым ногам травинкам и без кольца.

— Нету нигде, всю траву обшарил… А вас тут какой-то дяденька спрашивает.

Дяденька оказался высоким, лысоватым и бледноглазым незнакомцем в очень аккуратном сером костюме. У Валентина неприятно засосало под сердцем.

— Валентин Валерьевич, я прошу прощения, что беспокою… Можно побеседовать? — Незнакомец мельком глянул на Сопливика. Тот смотрел недовольно и выжидательно.

— Ты беги завтракать без меня, — сказал Валентин и вспомнил вдруг: — Женька… Если что, заходи потом.

Сопливик молча взял у порога свои сандалии.

Чувствуя за поясом неудобный, слишком округлый «бергман», Валентин сел на край кровати. Гостю показал на откидушку. Молча. Несколько секунд оба без симпатии и ожидающе смотрели друг на друга. С нарочитой неторопливостью гость полез во внутренний карман и достал коричневые «корочки».

— Я следователь группы уголовного сектора Абов… Вот… — Он держал удостоверение так, словно ожидал, что Валентин вежливо откажется смотреть. Валентин, однако, дотянулся, взял корочки, изучил фотографию и печать. Отдал. Изобразил полускрытый зевок.

— Ну и чем могу служить… Семен Семенович?

Следователь Абов сказал с деланной ноткой сочувствия:

— Поступило заявление от работника лагеря гражданина Фокина о вашем нападении на него с применением оружия…

Глядя Абову в переносицу, Валентин бесцветно произнес:

— Полагаю, он не только работник лагеря, но и ваш…

Следователь Абов не то чтобы изменился в лице, но как-то внутренне шевельнулся.

— С чего вы взяли?

— Как бы иначе он сумел так быстро просигналить?

— Элементарно, по телефону.

— Отключенному из-за грозы!

— Он позвонил с автомата на шоссе.

— Бегал туда под ливнем? Как спешил, бедняга!

— Он звонил на рассвете, когда дождь кончился!

— И вы сразу примчались!

— Во-первых, не так уж сразу. А во-вторых, речь об оружии все-таки…

— Будто вы не знаете, кто владелец оружия…

Абов смягчился и сказал неофициально:

— Да знаю, конечно, чего там… Иначе бы приехал с опергруппой.

— Имейте в виду, я сдам револьвер только по акту и при свидетелях. С письменным заявлением, как он ко мне попал.