– Да идите, разбудите этих сонь! – тепло улыбнулся Бабуш, вспомнив о своих воспитанниках. – Уж как они рады-то будут!

– Пусть одна Мэйлинн сходит пока, – решил Кол. – А то ввалимся сейчас всей толпой, перепугаем детишек.

– Хорошо! – улыбнулась, вставая Мэйлинн. Было видно, что ей уже давно не терпелось.

– Там, по коридору, вторая дверь налево, – махнул рукой Бабуш.

Кивнув, лирра удалилась.

– Ну что, ещё по одной? – подмигнув, спросил Кол, хотя он не выпил даже мизерного содержимого первой кружки.

Бин, чья кружка уже почти опустела, с готовностью пододвинул её трактирщику. Тот, задумчиво поглядев на пустое дно своей кружки, словно сомневаясь, вдруг решительно ухватил бутылку и налил по полной и себе, и Бину. Кол вежливо прикрыл свою ладонью. Однако же, когда все, не чокаясь, стали пить, отхлебнул ещё один глоточек.

***

Мэйлинн, едва приоткрыв дверь, тихонечко проскользнула в небольшую комнатку, уже вполне освещённую осенним солнцем. Комнатка была скромно, но с большой любовью обставлена мебелью, во всей обстановке чувствовалась рука её маленькой хозяйки.

Сама хозяйка безмятежно спала на довольно широкой кровати, свернувшись почти клубком, как могут лишь дети, и подложив ладошку под щеку. Рядом, поперёк кровати, раскинув руки и ноги так, словно он был полновластным хозяином всего ложа, спал младенец Астур. Мэйлинн невольно замерла у входа, залюбовавшись зрелищем и не решаясь нарушить сон братика и сестры. На глазах лирры вновь появились слёзы, но на сей раз это были чистые и тёплые слёзы счастья. Если бы было можно, она тотчас же бросилась бы к этим двум существам и, горячо обняв, ни за что не отпускала бы их уже никогда.

Вместо этого Мэйлинн тихонечко, на цыпочках, подошла к кровати, осторожно присев на самый краешек. В луче солнца, врывающемся в окно, танцевали сияющие пылинки. Скоро, когда солнце поднимется выше, этот луч скользнёт чуть вниз, и тогда он окажется прямо на лице Шайлы, наверняка разбудив её. Но пока же она мирно спала и, как мы уже упоминали, её щёчка покоилась на ладошке.

И вот тут Мэйлинн пришлось зажать себе рот, чтобы подавить крик отчаяния, готовый вырваться из груди. Глаза лирры округлились, в них застыл ужас, смешанный с неверием. И глухое рыдание всё же вырвалось из зажатого рта, разбудив девочку. Она подняла голову над подушкой, и синее, чуть отливающее фиолетовым пятно на щеке стало ещё заметней.

– Мэйлинн! – едва разглядев сидевшую рядом лирру, вскричала Шайла, разбудив криком брата, который тут же начал легонько похныкивать.

– Тише, малышка! – Мэйлинн не знала, как себя вести. Она очень хотела обнять девочку, но боялась сделать это.

Шайла разрешила эту дилемму за неё – она просто взлетела с кровати и бросилась на шею лирры, целуя её в обе щеки и неся обычный нежный бред, который в таких случаях несут дети. Внутри Мэйлинн же что-то оборвалось. Вот и всё… Теперь, наверное, и она тоже заражена. Или ещё можно вымыть лицо эликсиром Каладиуса?..

Девочка же теперь ощутила какую-то неживую неподвижность Мэйлинн и, чуть подавшись назад, в упор посмотрела на неё.

– В чём дело? – недоуменно спросила она.

– Ты знаешь, что у тебя на щеке? – помертвевшим голосом спросила Мэйлинн.

– Ах, это! – Шайла легкомысленно потрогала синее пятно. – Да это я дня три назад в потёмках на дверной косяк налетела. Теперь вот фингал…

Если бы на плечи Мэйлинн сначала поставили всю «Песнь малиновки», а затем вдруг её сняли, она и то вряд ли почувствовала бы большее облегчение.

– Фингал??? – Мэйлинн хохотала, целовала, обнимала и хохотала вновь. Шайла, наверное, поняв, в чём дело, хохотала, целовала и обнимала в ответ. Даже маленький Астур больше не хныкал, а смеясь, тянул ручонки к лирре.

– А кто это тут не спит? – послышался голос сзади и в комнату, распахнув дверь, ворвался Кол. Шайла взвизгнула от восторга и одним прыжком оказалась у него в объятиях, дав возможность Мэйлинн подхватить братика.

Следующим зашёл Бин. Глаза его блестели то ли от выпитого вина, то ли от радости, то ли от слёз, то ли от всего вместе. Кое-как отлепил Шайлу от Кола и крепко-накрепко прижал к себе. Возможно, в этот момент он вспоминал свою Нарку, которая была совсем немногим старше Шайлы.

Счастливый мэтр Бабуш уже не помещался в комнате. Он стоял, прислонившись к дверному косяку, глаза на мокром месте, и молился про себя, чтобы этот момент чистого, незамутнённого счастья никогда не заканчивался. В эту секунду для шестерых людей, находящихся в этой комнате, не существовало ни синивицы, ни дорийцев, ни «его сраного величества» короля Аллана Девятого.

Почти до самого вечера пробыли друзья в «Песни малиновки». Мэтр Бабуш всё-таки был вынужден уйти. Дважды в дверь просовывались чьи-то слегка растерянные лица, ищущими глазами окидывающие помещение и теряющие растерянное выражение, лишь наткнувшись взглядом на трактирщика. Эти лица лепетали что-то о каких-то проблемах, разговаривая полупросительным, полувопросительным тоном. И дважды мэтр Бабуш, закалившийся и заматеревший за последние три недели, рявкал в ответ, заставляя эти лица исчезнуть. Однако, где-то в глубине души он, вероятно, решил, что на этом его лимит исчерпан, поэтому, когда третий проситель заглянул в чуть приоткрытую дверь, трактирщик молча подхватил свою куртку, и, коротко попрощавшись с друзьями, обещая вернуться как только сможет, вышел наружу.

Дети весь этот день не отлипали от Мэйлинн. Астур деловито сидел на её коленях, лопоча что-то на одному ему известном языке и посасывая свой большой палец. Шайла сидела рядышком, обняв руку лирры и прижавшись к ней щекой. Она отнимала голову лишь затем, чтобы влюблённым взглядом посмотреть на обожаемую Мэйлинн, если та что-то говорила девочке, или о чём-то её спрашивала.

Кол сидел рядышком, усмехаясь предстающей картине и наслаждаясь бездельем. Именно он был главным инициатором разговоров, рассказывая Шайле необыкновенно преувеличенную и приукрашенную версию их путешествия, заставляя девочку то и дело раскрывать рот – то от восторга, то от удивления, а то и от ужаса. Несколько раз Мэйлинн цыкала на завирающегося центуриона, но заворожённая Шайла умоляла продолжать дальше.

Пьяненький Бин блаженно развалился за столом, глупо улыбаясь и чувствуя себя бесконечно счастливым человеком. Время от времени, встречаясь взглядами с Астуром, он корчил ребёнку уморительные рожи. Младенец был вполне благодарным зрителем и одобрительно хохотал, приводя Бина в полный восторг. Но гораздо интересней и любопытней были редкие взгляды, которые Шайла исподтишка бросала на юношу. В этих взглядах было нечто, что заставляло невольного свидетеля заподозрить в девочке некие особые чувства, которые она, судя по всему, питала к Бину. Надо сказать, что от Мэйлинн эти взгляды не ускользнули, поэтому она всякий раз легонько улыбалась, глядя на это зарождение нового чувства. Бин же не замечал ничего – он видел в Шайле всего лишь маленькую девочку, почти сестрёнку. Хорошо хоть хватало ума не корчить ей рожи.