несколько человек из торговых англичан и голландцев и отправил их в Новгород к Скопину для совета и содействия ему. Заключая в своих стенах московских гостей и «всех иностранных купцов, ведущих в этой стране торговлю», Вологда в злополучную зиму 1608/09 года играла исключительную роль: ее случайное население связывало ее тесной связью и с Москвой, откуда происходили сидевшие в ней русские гости, и с архангельским портом, откуда в ней явились иноземные купцы. И те и другие, оберегая свое имущество, готовы были до последней крайности защищаться от воров и звали на борьбу с ними все окружающие места[143].

Как Вологда была посредницей между московским центром и всем Поморьем, так Великий Устюг был посредником между северо-восточными областями и остальным государством. Вовремя получив сведения о «воровском» характере тушинской власти, Устюг не присягал ей, а, напротив, усердно действовал против нее, призывая к борьбе с ней все местности, лежавшие за ним на север и восток. Для этих местностей он был истолкователем событий и руководителем деятельности. Для Вологды и Галича он являлся базисом, на который можно было опираться в действиях против воров и от которого можно было ждать помощи и поддержки, а в случае погрома получить и убежище от врага.

Так обозначились центральные пункты народного движения на севере от средней Волги. Костромичи и галичане взяли на себя почин действий. Городки Галицкого края целовали друг другу крест «заодин умереть» и образовали в Галиче «собранье великое ратных людей», иначе говоря, ополчение, состоявшее как из тяглых людей «с сохи по сту человек», так и из галицких детей боярских. Известив северные города в Подвинье о своем вооружении, галичане просили у них поддержки и пошли на юг, к Костроме, которая, как мы знаем, была связана с Галицким краем, представляя собой галицкую пристань на Волге. Кострома отложилась от Вора и соединилась с галичанами, после чего галичане пошли к Ярославлю. Сапега под Троицей получил известие об этих событиях в начале декабря 1608 года и тотчас же послал свои войска на галичан. В то же время отряд вологодцев с головой Ларионом Монастыревым, направляясь на «воров» к Ярославлю, занял Пошехонье и Данилов. Вероятно, весть об этом и опасение потерять Ярославль заставили Сапегу усилить посланный на Волгу отряд Стравинского другими отрядами. За Стравинским был послан Лисовский с 2000 казаков и несколькими ротами «больших панов». В конце 1608 и начале 1609 года «литовские люди и русские воры», перейдя за Волгу, разбили городские дружины как вологодские, так и галицкие. Кострома и Галич со всем уездом были заняты Лисовским; войска его доходили даже до Солигалича и не укрепились в нем только потому, что там около посада вовсе не было острога, а «город сгнил и развалялся»[144]. Казалось, земское движение за Волгой было подавлено совершенно, и тушинцы готовы были от Галича и Солигалича двумя дорогами, по речкам Совьюге и Толшме, выйти на Сухону в поморские места. Жители Вологды и Тотьмы уже ждали к себе врага. Они высылали отряды «на заставы к засекам», которые были поделаны в лесах, покрывавших сплошной чащей водораздел между северными и волжскими реками. В этих лесах попрятались также от литвы и казаков остатки разбитых галицких и костромских ополчений, галицкие осталицы и остальцышки, как они себя сами называли. Конечно, ни эти остальцы, ни заставные караулы вологодские и тотемские не могли бы остановить «больших панов» регулярной польской конницы, если бы паны решились идти на Север. Поэтому из Вологды и Тотьмы обращались ко всему Поморью с просьбой о скорой помощи. Здесь-то Великий Устюг и выступил посредником между северными местами и первой линией бойцов, стоявшей на лесных позициях водораздела. Устюжане вели деятельные сношения с городами на Вычегде, Вятке и Каме, сообщали им вести, требовали присылки людей и средств и распределяли приходившие на Устюг северные дружины между Вологдой и Тотьмой, одних «отпуская» на Вологду, других на тогемские засеки по лесным речкам. Неизвестно, какой успех имели бы эти воинские сборы, если бы Лисовский остался в Галиче. Но он должен был для боя с поморскими людьми, в феврале 1609 года, очистить Галицкий уезд и уйти за Волгу к Суздалю. Его туда послал Вор для усмирения отпавших от него владимирских мест. Удаление Лисовского развязывало руки галицким остальцам и поморским дружинам в Тотьме и Вологде. Они стали двигаться за ушедшими тушинцами опять на Кострому и Ярославль. В это время, 9 февраля, уже подоспели в Вологду посланные от М. В. Скопина из Новгорода воеводы Гр. Бороздин, Н. Вышеславцев, Овсей (Евсей) Рязанов; они привели с собой каргопольских и белозерских ратных людей – тех самых, которые заставили Кернозицкого уйти из-под Новгорода и уже не были нужны Скопину. Немногим позже в Костромском краю появился также царский воевода Давид Жеребцов, присланный, вероятно, вследствие просьб галицких остальцев, которые не раз, «не в одну пору», писали Шуйскому, что у них нет «государева надежного крепкого воеводы»[145]. С участием привычных к ратному делу воевод военные действия пошли удачнее прежнего. Вышеславцев взял 3 марта город Романов на Волге, разбил тушинские войска под Ярославлем и 8 апреля занял самый Ярославль. Жеребцов взял Кострому и осадил тушинского воеводу Н. Вельяминова в Ипатьевском монастыре. Разумеется, тушинцы не могли сразу отказаться от Ярославля и Костромы, потому что их утрата была равносильна утрате всего Заволжья. Лисовский пытался выбить «мужиков» из Ярославля, а затем из Костромы. Под Ярославлем стоял он без успеха весь май, а в июне перешел в костромские места и там также не имел успеха: ему не удалось даже овладеть судами на Волге и устроить переправу на левый берег реки, чтобы подойти к самой Костроме. Потерпев поражение от понизовой рати в то время, когда он под Решмой пытался перейти реку, Лисовский отступил к главным тушинским войскам. Заволжские места были тем самым избавлены от «воров»: в эту пору уже подходил к верхней Волге Скопин с немецкой ратью из Новгорода, а с юго-востока надвигалось на тушинцев войско Шереметева. Цель заволжских «мужиков» была достигнута: они отстояли свои места от «воров» и теперь готовы были идти «по вестям в сход» к государевым воеводам на освобождение Москвы. Очень чутко следивший за ходом дел на Севере, царь Василий уже в середине мая 1609 года торжествовал успех мужиков и писал похвальные грамоты всем участникам земского подвига: вологжанам, белозерцам, устюжанам, каргопольцам, сольвычегодцам, томичам, важенам, двинянам, костромичам, галичанам, вятчанам «и иных розных городов старостам и посадским людям». Так царь Василий определял состав северных мужицких ратей[146].