– А если вообще не найдем? – как-то спросил я.

– Найдем наверняка,– ответила она решительно.– Не яхты, так рыболовное судно.

– Здесь нет рыбаков, как мне кажется,– сказал я.– Рыбаки все же к северу, Мэн и канадская Нова-Скотия.

– Тогда придется идти туда, сливая топливо в маринах. Выбора нет: ни на чем из того, что мы сейчас видим, мы океан не пересечем. Или топливо закончится, или утонем.

К ночи мы подошли к Нью-Йорку – огромному черному городу без единого огонька, раскинувшемуся чуть ли не на половину мира, мрачному, давящему на нервы тем, что ты всем своим естеством чувствовал, насколько он мертвый. Злобно мертвый. Мы словно к какому-то средоточию главного зла на Земле приблизились, к его эпицентру – аж мороз по коже.

Пристанище на ночь нам дала далеко выдающаяся в реку пристань, у которой мы опять пристроились «на поводок»,– даже не пристань, а какое-то длинное сооружение вроде дебаркадера, с помостом на нем, с какой-то белой будкой с самого краю. Сэм и Дрика отправились спать до утра, завернувшись в спальники и устроившись за бочками, а я остался на палубе караулить: мне жребием выпала первая смена.

Поражала тишина. Большие города никогда не бывают тихими, даже в середине ночи, а здесь как будто звук выключили. Слышно, как тихо плещется вода у борта, слышен даже скрип синтетического троса – и больше ничего, ни звука.

Примерно через час после того, как я заступил на дежурство, на краю дебаркадера, у самых релингов, появился зомби. Негр – большой, толстый, с изуродованным чьими-то зубами лицом,– он вышел из-за будки и остановился на самом краю помоста, уставившись на меня. Стрелять не хотелось, потому что от выстрела все бы проснулись и обругали меня за нарушенный законный сон, но мертвяк раздражал. Я даже сквозь темноту чувствовал его голодный взгляд. Потянулся за «зигом», но понял, что из пистолета, тем более с глушителем, я с такого расстояния не попаду.

– Чтоб тебя,– тихо выругался я и отвернулся, чтобы эта туша перед глазами не маячила.

Но ничего не вышло – мертвяк буквально притягивал глаза.

– Ну хрен ли ты приперся? – спросил я негромко.– Валил бы дальше: все равно не дотянешься – тут метров двадцать воды.

Мертвяк меня не слышал, да если бы и слышал, то все равно над моими словами не задумался бы. Ему уже все слова до лампочки – он только жрать хочет, а я ему как накрытый стол, только далеко отставленный. О том, что ужин может в него пальнуть и прекратить все муки голода, он не догадывается. Или просто проблемой это не считает.

Мертвец был неподвижен, как статуя, только легкий ветерок полоскал рваную штанину. А взгляд я все равно чувствовал – кожей, спинным мозгом, блин. Прямо жрет уже глазами. Было выражение «раздевать глазами» – многие дамы жаловались, а вот теперь я понял, что такое именно «едят глазами» в самом прямом смысле слова «едят». А мне только и остается, что глядеть в ответ. «У нас в Рязани пироги с глазами, их ядять, они глядять»,– про меня написано.

Устав таращиться на мертвеца, плюнул в его сторону с большим недолетом и пошел на бак лодки, так, чтобы этого вуайериста от меня рубка закрыла. Навроде как получилось, но все время подмывало выглянуть из-за угла и подсмотреть, что тот делает. Смотрит ли в мою сторону, или куда в другую, или вовсе ушел? Пришлось выглянуть: убедился, что где зомби стоял, там и стоит.

Постепенно я к нему даже привык. Вроде как даже взгляд чувствовать перестал, и он своим терпением начал вызывать некое сочувствие, как попрошайка в подземном переходе.

Так мы с ним, лицом к лицу, три часа и провели. И лишь когда Дрика поднялась мне на смену, я подсветил мертвеца фонарем, что висел под стволом у М-4. Так и есть, неслабо ему кто-то в щеку зубами вцепился, да и вообще погрызен он всерьез. Здоровый, хоть и толстый,– видать, отбивался.

Выстрелил все же не я, а Дрика. Одиночным, из автомата, прямо в переносицу. Тело мертвеца навалилось на релинг, затем ноги выскользнули, выдернутые перевесившимся через железную трубу телом, и туша с шумом рухнула в воду.

– Все, я спать,– сказал я Дрике.

Она лишь молча кивнула. Сэм проснулся, но, выругавшись на шум, сразу же уснул.

Утро было серым, а мелкий дождь нагонял еще большую тоску. Дрика еще ворочалась в спальном мешке, а я выбрался из рубки вроде бы и выспавшийся, но какой-то весь мятый, с затекшей шеей и непрекращающейся зевотой. Кот, к моему удивлению, не спал, а сидел прямо на приборной доске и умывался, тщательно вылизывая лапу ярко-розовым быстрым языком. Сэм устроился на корме, накрытый дождевиком, и смотрел куда-то в сторону изломанного линией домов нью-йоркского горизонта.

– Доброе утро,– поприветствовал я его.

Вместо ответного приветствия он спросил:

– Ты заметил, к чему мы пришвартовались ночью?

– Нет,– энергично помотал я головой, заодно разгоняя и сон.– Объясни, у меня еще душа спит, вместе с мозгом.

– Попробуй испытать свою наблюдательность,– все же предложил он.– Может быть, получишь приз.

Я уставился на большое плавучее сооружение, окруженное порванным боновым заграждением, которое вытянулось по течению словно бусы, зацепившиеся за крючок. Ажурная такая конструкция, с помостом наверху, плавучая, какие-то трубы… будка, из которой можно чем-то тут управлять, длинные трубы, три в связке, оплетенные стальными профилями, сверху на них опять же помост от самого берега, с релингом. Большие танки на берегу – множество, белые и зеленые. Надпись «HESS» зелеными буквами в белом поле на самом большом из них, тоже зеленом. Где я видел такую надпись, причем очень часто? Правильно, на заправках.

– Сэм, что это?

– Это заправочный док для судов, да, сэр,– сказал он, усмехнувшись.– Вон в тех больших ведрах на берегу – мазут и дизельное топливо. Сюда, где мы стоим сейчас, подходят суда и берут топливо. То есть бензин и дизельное. И еще, судя по шлангам, здесь суда заправляются – те, что побольше.

– Большие суда мазутом же заправляются,– не понял я.

– Танкеры,– терпеливо объяснил он.– Они здесь заливаются тем, что делает вон тот завод…– указал он рукой на легко узнаваемый силуэт нефтеперерабатывающего завода неподалеку,– и везут это дальше по побережью. Теперь понял? А то, что ходит по рекам, тоже чаще всего на дизеле. Нет здесь мазута, как я думаю.

– И ты думаешь, что там что-то осталось? – спросил я с недоверием.

Как-то странно, что такое замечательное место могли бросить без присмотра и невывезенным. Не верится как-то.

– Никто не мешает проверить, верно? – посмотрел он на танки задумчиво.– Вокруг все целое, следов разгрома нет, а по берегу мертвецы гуляют… Похоже, что никто и ничего отсюда не вывозил,– не успели, как я думаю.

– Могли залить в танкер,– возразил я.

– Танкер нужен очень большой, чтобы все это залить, а док маленький.– Сэм обернулся ко мне и оперся на релинг.– Откачать из таких танков все до капли почти невозможно – там сотни тысяч тонн. А нам всего несколько нужно, это для них как плевок, да, сэр. Это просто на дне останется, как кофейная гуща.