– Боже мой, конечно, нет, – ответил Хехт, – я не знаком с Капоне.

– Тогда почему же именно «Лицо со шрамом»? – задали вопрос джентльмены. – Все будут думать, что фильм про Капоне!

– Аль – один из самых известных и увлекательных людей нашего времени. Если мы назовем картину «Лицо со шрамом», все захотят ее посмотреть, предположив, что фильм о Капоне, хотя это совсем не так. Считайте, это тоже часть рэкета, которую мы называем showmanship[193].

Хехт писал, что визитеры ушли, удовлетворенные его объяснением.

Фильм, основанный на бестселлере У. Р. Барнетта, прославил Капоне. Главную роль сыграл Пол Муни[194]. В качестве прототипа «Лица со шрамом» выступил Тони Камонте (в 1920 году настоящий Камонте руководил Five Points, под псевдонимом Джо Блэк), работающий на Джонни Лово. Из штаб-квартиры на двадцать второй улице киношный Камонте воевал против соперника О’Хары с северной стороны. Говорят, люди Капоне следили за созданием фильма, требуя, чтобы герой не слишком напоминал босса. В частности, шрам на щеке в виде буквы Х был получен Камонте на войне.

Даже если джентльмены, посетившие Хехта, не читали книгу, то, вероятно, прочитали сценарий и купились на заверения автора. Если бы фильм действительно разгневал Капоне, Хехт вряд ли бы остался в живых после выхода картины в прокат.

Каковы бы ни были переплетения правды и вымысла, один из описанных случаев имел место лишь в фантазиях пресс-секретаря несравненной Клары Боу[195]. В ноябре 1930 года Боу оказалась втянута в нелепые разбирательства в нецелевой растрате денежных средств бывшей секретаршей и приятельницей актрисы Дейзи Де Во. В газете Los Angeles Herald-Examiner появилась статья, из которой следовало, что Капоне тайком приехал в город, чтобы лично посмотреть на девушку «Это»[196] во время съемочного процесса в студии Paramount, и съемочная группа встретила его безумными аплодисментами. Paramount отрицала присутствие Капоне на съемках. Полиция Лос-Анджелеса заявила, что в тот момент Капоне был далеко от Калифорнии.

Независимо от истинности этих историй (могла ли Этель Бэрримор разглядеть слезы на щеках Капоне под светом театральных прожекторов?), они свидетельствуют об уникальной позиции Капоне в обществе. Люди, которые сами были знаменитостями, хвастались связями с Капоне и считали его восхищение убедительным подтверждением таланта. Как бы ни интерпретировали различные поступки и высказывания Капоне, энтузиазм актеров свидетельствовал о небывалой популярности Капоне.

Даже хорошие парни, боровшиеся с Капоне, отдавали должное его славе.

Элмер Ирей, Фрэнк Уилсон и Элиот Несс рассказали собственные истории. Они написали прекрасные книги, но не смогли устоять перед соблазном приукрасить жизнь Капоне, сделав ее полной борьбы, тягот, лишений и рыцарского героизма.

Во всем мире Капоне проклинали как самого смертоносного гангстера в истории, поэтому то, что он предпочитал действовать тихо, плохо смотрелось в рамках литературного произведения. Поэтому авторы пользовались репутацией Капоне как очень опасного противника (это совершенно справедливо в отношении бандитов, с которыми Капоне был в дурных отношениях), чтобы скрыть, что Капоне ни разу не принимал радикальных мер против федеральных агентов.

Вот что писали Ирей и Уилсон о тайном агенте, помогавшем им.

Информатор по имени Эдвард Дж. О’Хара служил адвокатом в Сент-Луисе. Самым значимым его клиентом был Оуэн П. Смит, изобретатель механического зайца, благодаря которому существуют собачьи бега. Они контролировали собачьи гонки по всей стране.

В 1923 году, не без помощи О’Хары, с таможенного склада было украдено виски, принадлежащее Джорджу Ремусу, королю бутлегеров начала 1920 годов, на сумму около $200 000. Федералы вычислили О’Хара. Его приговорили к году лишения свободы, но выпустили по апелляции. На повторных слушаниях Ремус отказался давать показания, поскольку О’Хара компенсировал ущерб путем предоставления доли в собачьих гонках.

После смерти Смита в 1927 году О’Хара остался единственным человеком, полностью заправлявшим этим прибыльным бизнесом. Будучи владельцем собственного клубного питомника в Хоторне, он связался с Капоне с предложением разветвления сети по всей стране. О’Хара презирал бандитов и полагал, что может использовать гангстеров, не становясь одним из них. К 1930 году он решил перейти на другую сторону. По словам репортера из Сент-Луиса Джона Роджерса, его сын, Эдвард Буч, мечтал поступить в военно-морскую академию Аннаполиса, и О’Хара считал – связь с правительством может помочь. О’Хара назвали лучшим правительственным стукачом того времени, и Фрэнк Уилсон рассчитывал с его помощью загнать Капоне в угол.

К числу тайных осведомителей относился и Майкл Ф. Мэлоун, один из оперативников налогового управления, имеющий опыт подобной работы. Это был «черный ирландец»[197] из Джерси-Сити, ростом пять футов восемь дюймов, весом двести фунтов. Уилсон назвал его «величайшим тайным агентом» (кстати, и Ирей, и Уилсон заявили о своей неоценимой роли в инициировании секретной миссии Мэлоуна).

Финансируемый чикагской Тайной шестеркой[198] Мэлоун зависал в Филадельфии и Бруклине, собирая текущие сплетни и слухи о действующих бандах. Он остановился в отеле Lexington под именем Майкла Лепито и проводил время в местном лобби-баре в надежде привлечь внимание криминальных кругов. В состоявшейся случайной беседе Мэлоун намекнул, что он беглый мошенник, наследивший в Бруклине и Филадельфии, и предъявил письмо от филадельфийских друзей (которое сам и написал). Вскоре его начали приглашать поучаствовать в карточных играх и вечеринках, на которых Мэлоун собирал внутреннюю информацию, постоянно подвергаясь риску разоблачения (по мнению Ирея и Уилсона, под угрозой смерти).

Безусловно, Ирей и Уилсон не передергивали фактов о Мэлоуне, но преувеличивали опасность до полного несоответствия действительности. Очевидно, несколько звонков в Филадельфию и Бруклин провалили бы легенду Мэлоуна. Почему они не были сделаны?