телеги, будут казнены, — сообщил ему проконсул. — Это все мои условия. Если ультиматум не будет принят, то я возьму этот город в осаду, но тянуть ишака за хвост не буду, а возьму ваши жалкие стены приступом, после чего все нобили города будут казнены, а добрые римляне получат, наконец-то, заслуженное освобождение.

— А как же я? — спросил епископ обречённо.

— А-а-а, епископский престол… — покивал Эйрих. — Духовенство мы стараемся не трогать, поэтому ты, епископ Бенедикт, можешь продолжать свою деятельность, но о власти в городе забудь навсегда, времена настали иные. Любое покушение на муниципальную власть — я лично приколочу тебя гвоздями к дверям твоей церкви.

— Это не по-христиански, возмутился епископ.

— Это условия ультиматума, — усмехнулся Эйрих. — Законы войны.

— Мы не можем… — начал один из воинов при епископе.

— Прежде чем сказать слова, развязывающие мне руки и позволяющие начать подготовку к осаде, очень крепко поразмысли, — попросил его Эйрих. — Я даю вам шесть часов на размышление.

— Не тот ли ты варвар, что взял Верону? — спросил другой римский воин.

— О, слава обо мне уже пересекла Альпы? — удивлённо усмехнулся Эйрих. — Это… приятно. Да, я тот самый варвар, что недавно разбил армию багаудов, с которыми вы, как я понимаю, охотно якшались. Никто не придёт к вам на помощь, с юга я, а с севера, запада и востока только дикие варвары, у которых вам есть единственная помощь — топором по беззаботной голове и копьём в заплывшее брюхо… Подумайте об этом. А теперь — возвращайтесь в город, у меня для вас больше нет ничего, кроме залпов камнемётов и милосердной готовности принять капитуляцию.

Делегация переговорщиков, ставшая таковой неожиданно для себя, убыла обратно в город, сообщать неприятные новости, а Эйрих пошёл к уже разбиваемому воинами шатру.

В связи с сезоном, шёлк шатра поменян на высококачественную шерсть, что входила в комплект. Скоро можно будет погреть кости у жаровни, выпить подогретого вина и забыть ненадолго о лютом холоде и метели, присланной, отчего-то гневающимся на людей, Тенгри…

Когда шатёр был поставлен, жаровня разожжена, а пара кубков горячего вина с перцем выпита, Эйрих залёг в кровать и укутался в шкуры. Приятное тепло, быстро согревающиеся конечности — он, почему-то, любил это ощущение.

И, как всегда в такие моменты, в голову начали лезть всякие мысли, подкидываемые его разумом для размышления, раз они всё равно ничего не делают.

С багаудами, судя по всему, покончено, они больше не представляют особой угрозы, но отдельные представители могут не прекратить борьбу и продолжить пакостить, потому что любой, кто пришёл в этот край из-за Альп, будет выглядеть для местных римлянином.

Хотя надо понимать, что готы несут в эту провинцию такие вольности, какие не снились местным и при самых добрых императорах. Земли тут хватает, несмотря на то, что горы, поэтому есть, что раздавать и своим, и местным. Ещё готы принесли с собой настоящую безопасность.

Эйрих не собирался ограничивать себя обычным покорением городов и установлением тут власти Сената. Дунай требует защиты, поэтому старый рипенс будет восстановлен и охранять его будет готский легион, который получит достаточное финансирование на строительство постоянного каструма, а также на увеличение численности до номинала. После сегодняшнего разгрома, степняки не полезут сюда в ближайшие пару лет, но это не значит, что остальные племена не могут рискнуть жизнью и здоровьем ради существенного барыша.

Тяжело будет оборонять настолько обширный рипенс, а оборонять придётся всё побережье Дуная вплоть до безнадёжно потерянной Паннонии, ведь стоит пропустить один участок, как остальные германцы просочатся там не ручейком, но полноводной рекой. Скорее всего, придётся задействовать местных, формировать несколько легионов рипариан, а также придумывать что-нибудь с речным флотом.

Действующая система римских рипенсов и лимесов Эйриху решительно не нравится, а это значит, что придётся изобретать и продумывать что-то своё.

— Хрисанф, — произнёс Эйрих.

— Да господин? — участливо спросил раб.

— Запиши где-нибудь, чтобы не забыть, — попросил Эйрих. — Надо поспрашивать у местных, состоял ли кто-нибудь в рипенсе и прояснить все возможные детали его устройства.

— Сейчас же запишу, господин.

То, что рипенсы и лимесы римлян работали очень… то есть не работали почти никак, совершенно не значит, что в их организации нет рационального зерна. Эйрих посчитал, что нужно тщательно прояснить все обстоятельства формирования и нюансы устройства этих оборонительных периметров.

«Чтобы не строить потом арбу под слепым глазом и с кривыми пальцами», — посетила его мысль.

Под эти тревожные мысли, предвещающие прорву работы, он уснул…

… чтобы проснуться спустя три с половиной часа, от деликатного потряхивания по плечу.

— Проконсул, римляне хотят говорить, — произнёс один из избранных дружинников.

Епископ не решился играть с судьбой в латрункули, поэтому принял условия.

Здесь его престол, поэтому курульного совета нет, а большую часть административных задач выполняют священнослужители, покорные воле главенствующего в своей епархии духовного сановника.

Военным его решение могло не нравиться сколько угодно раз, но они сами рискуют только своими жизнями, но не жизнями родичей, как патриции.

Городские врата были открыты, гарнизон вышел наружу и демонстративно сложил оружие у выхода. Они должны были благодарить Эйриха, что он, пусть и всегда держал в голове, но ни разу не использовал против своих врагов проведение под игом… (1)

— Ещё один город… — произнёс Эйрих тихо. — Сколько их ещё впереди?

Это напоминало ему поход в Хорезм. Они уничтожили порядочное количество проявивших непокорство городов, но большая часть сдалась без боя. Его войско было слишком могущественно, чтобы слабовольные даже помыслили о сопротивлении. Храбрецы среди хорезмийских градоправителей встречались. Правда, единственное, чего смогли добиться лучшие из них — унести с собой в могилу десятки тысяч жизней доверившихся им людей…

Тут Эйрих действовал мягче, ведь ему нужны эти города, как узлы управления прилегающими землями и концентрации их богатств, как источник ценной продукции мастерских, как центры цивилизации, без которых всё быстро скатится обратно к племенному строю. Поэтому никакой излишней жестокости он позволить себе не мог, ведь вся эта жестокость, в будущем, принесёт большой вред его державе. Это в прошлом во многом было легче, а сейчас всё сложно, но хотя бы понятно.

«Приятное чувство — по-настоящему понимать», — невольно улыбнулся Эйрих. — «Всё познаваемо, кроме Бога. Понимая, как работает связка городов и деревень, всё уже не кажется таким уж сложным».

Раньше для него, как для кочевника, было большой загадкой, почему люди добровольно селятся в душных саманных ящиках и всеми силами пытаются сохранить такую, с точки зрения кочевника, жалкую жизнь. Теперь же, попробовав «каши» из обоих котелков, он очень многое понимал.

Жизнь — это сложный лабиринт, где неверный поворот может привести либо в тупик, либо к погибели. Пусть не всегда его радовало внезапное постижение новых деталей этого лабиринта, но лучше понимать и действовать исходя из этого, чем вслепую натыкаться на стены, надеясь на удачу и благосклонность Тенгри. У Тенгри нет благосклонности для дураков.

/ 27 декабря 410 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Норик, южный берег Дуная/

Единственное, что радовало Эйриха в этой ситуации — Дунай не замерзает, (2) поэтому северные соседи вынуждены пользоваться плотами и лодками, что смертельно опасно в зиму. Одна ошибка — плот переворачивается и все, кто на нём, неизбежно гибнут. Поэтому зимой племена предпочитают отсиживаться и проедать запасы, а уже весной вновь начинать набеги.

Чем располагал Эйриха для организации обороны этого края?

Римляне соорудили полноценный лимес, названный Дунай-Хилария-Рейнским лимесом, призванным оборонять северные пределы империи от германцев.

На участке провинции Реция у Эйриха есть сеть каструмов: Батава, Сорвиодурум, Регина, Суммонториум и Гунтия. При инспекции было обнаружено «аж» три когорты римских лимитанеи, которым некуда было деваться и они продолжили нести службу в лимесе, ведь это их дом. В каструме Регина, к удивлению Эйриха, обнаружилось три центурии седьмой когорты III-го Италийского легиона. Легат, известный Эйриху под именем Марка Статилия Сабина, смылся в Италию, вместе с большей частью легионеров, оставив неполную когорту не самых лучших