не допущу того, чтобы от моей руки умер человек, не представляющий угрозу для моей жизни, для моих родных, друзей, моей Родины и моего дома! А этот юноша и есть такой человек! — продекларировал наконец он.

Толпа сначала шепталась, но затем, вслед за Лисан и семьёй Лузвельт, все встали и захлопали.

В казарме сообщили: «Только что дошёл срочный приказ о прекращении турнира в связи с началом войны. На границы Лерилина ступила армия Дэргана».

Адияль только зашёл в казарму в поисках Артура, который по-прежнему лежал без сознания, как пожаловал Вэйрад вместе с Зендеем.

Вэйрад, схватив за шиворот младшего сына, толкнул его к стене. Ударил его по щеке ладонью, не сдерживая напора. И свирепо сказал:

— Я, кажется, предупреждал тебя, чтоб таких выходок боле не было.

Зендей стоял позади, жась, теснясь, осязая всем своим нутром, что предал брата. И его всего трясло, и он робел, холодел от того, что думал: брат за это его не сможет простить.

— Ты возомнил себя взрослым, самостоятельным, готовым к любым рискам? Возомнил себя солдатом? Нахал! Да чтобы ты знал, солдат никогда не смеет ослушаться приказа высшего чина, нежели он. Но более того, солдат не шутил бы с огнём, не искушал бы судьбу, не пошёл бы на извращение ради шалости. Это низко. Твой поступок низок. Не достойный имени солдата, не достойный звания рода Золотых Львов.

Острый, морозный до колкости, суровый и бескомпромиссный голос Вэйрада довёл Адияля до тряски, однако в остальном он вполне достойно держался и выпустил ни звука в ответ на порицания отца. То ли сказалась эйфория от победы, то ли переосмысление своих убеждений, то ли не вылетающие из памяти глаза Лисан Лузвельт.

— Я понял отец, я все осознал. И даю слово чести: более низких поступков я не совершу.

— Собирай свои вещи, мы срочно покидаем столицу. И идём на фронт. Спешно.

Но затем что-то пошло не так: был объявлен временный мир на двое суток по результату переговоров государей двух княжеств. Причины тому неясны, однако Вэйрад предположил, что случилось это потому, что вопреки упованиям командования Невервилля и Лерилина Игъвар всё-таки примет прямое участие в конфликте. И в силу этого появляются все основания полагать, что самые страшные и мрачные домыслы о поражении и потери последней надежды на победу в затяжной войне, становятся все более реальными именно в данный короткий промежуток спокойствия. В связи с этим и было запрошено подкрепление и просьба о предоставлении беспрепятственного коридора для эвакуации войск у правителя Невервилля.

XI.

— И теперь мы тут. Я объяснил всё отцу и сказал, что тебе некуда податься, поэтому и ты сейчас находишься здесь, а мы через несколько часов уезжаем на фронт, — договорил Адияль, но последние слова дались ему тяжело.

— Я тоже пойду, Адияль. С тобой вместе пойду, — вдруг произнёс Артур. В его голосе теперь звучал стальной стержень, что удивило и его самого, и изумленного ещё и сутью фразы Адияля.

Но через время лица обоих упростились и они друг другу улыбнулись, пожали руки.

Тем временем положение войск заметно окрепло внезапным поднятием боевого духа в связи с появлением на фронте самого князя Лерилина Гефеста Гербинского. Он снизошел на курган с белого мустанга, обличенного в ярко-красное одеяние. Сам он выглядел грациозно, уверенно, воодушевленно. Рядом с ним прибыла свита из десяти прекрасно оснащенных рыцарей. Было видно, что солдаты благоговели перед этим человеком, не побоявшимся ни смерти, ни позора поражения, самолично пришедшего на фронт. Он тут же собрал всё командование, досконально изучил карты, положение войск, взвесил предполагаемые силы Дэргана с возможным потенциалом совместной коалиции Лерилина и Невервилля и скомандовал о перестройке армии. Суть его идеи заключалась в том, чтобы пропустить Дэрган как можно глубже на территории Лерилина. В этом ключе становилось возможным разгромить Дэрган у холмов на более северной части страны, что решило бы проблему позиционного превосходства противника. Иными словами, Лерилин даст бой у границ, но следом же отступит к северу. Там уже с высоких позиций батальоны без проблем уничтожат войско недруга. Единственная трудность состояла в вероятности вторжения и игъварских частей, что подтвердили сразу несколько генералов. Однако в случае подобного сценария событий Зельман Златогривый примет ответные меры.

Одновременно с этим в доме барона Назара Лузвельта, богатейшего и влиятельнейшего поставщика оружия и доспехов, царствовала угнетающая обстановка. Старший сын барона Мендель выказал желание отправиться на фронт. И эта фраза повергла в шок всё семейство: и Лисан, которая после увиденного на турнире всё не могла оправиться и ходила, словно в воду окунутая, и остальные двое сыновей Назара Лузвельта, для которых война — это что-то чуждое, грязное, недостойное, дикое, которых интересуют только богатство и сплетни, а сам отец семейства чуть не слег от удара из-за услышанного. Однако Мендель Лузвельт, наперекор всем просьбам и мольбам родных, стойко стоял на том, чтобы бок о бок с другими молодцами защищать свою страну. Дело дошло вплоть до того, что барон пригрозил сыну лишением наследства. Этот аргумент уже смог подкосить юношескую уверенность в своей позиции. Но спустя время, он заявил на весь дом, дабы услышали все: Даже не пытайтесь переубедить меня своими деньгами! Чего я буду стоить, если не способен даже доказать свою цену подвигом на поле боя?!

Назар Лузвельт, в целом, любящий, даже, возможно, чрезмерно лелеющий своих отпрысков отец, прогнулся под настойчивыми выражениями воли из уст старшего сына. Однако его главным условием являлось назначение сына на высокий чин. В общем-то, с его влиянием он легко добился в этот же день назначения сына адъютантом Гефеста Гербинского, который собирался ехать на фронт.

Ясно, данная новость тут же разнеслась по высшему двору княжества. Ведь самый желанный и могущественный дом отправляет на бойню с превосходящей силой Юга своего старшего сына, первого наследника бессметного богатства барона Лузвельта. В обществе высоких званий и родов действия Гефеста Гербинского считались глупыми и необоснованными. А также персоны высшего света Лерилина, причем все поголовно, полагались на принятие себя в ряды игъварской элиты после неминуемого, как они выражались, унижения. Назар Лузвельт же всегда прямо и радикально отзывался по поводу этой позиции, признавая, что если лорд Дезевон получит господство в Лерилине, то ждать милости от него не стоит. И барон был даже несколько горд за сына и его стремление защищать свой дом и Отчизну, однако ужасно страшился его гибели. Хоть он и был приверженцем фатализма, то есть верил в то, что если сын не умрёт