структура: баня, столярка и сарай, погреб, теплицы. Решительность Надежды Денисовны волновала, я опасался, что она намеревается озадачить меня копкой колодца или попросит перебрать печь в бане, вот оно мне надо — перебирать печь?

Но, к облечению, мы направились не к бане, а к теплице.

— Вот! — Надежда Денисовна откинула дверцу парника. — Я вам сейчас покажу эту аллергию…

Я не без трепета заглянул.

— Это, между прочим, огурцы, — пояснила Надежда Денисовна. — Еще три дня назад они были зеленые!

Парник был заполнен пожелтевшей рыжей ботвой и миниатюрными сморщенными огурчиками. Воняло гнилью.

— Вы видите?

— Моя бабушка говорила, что это от космонавтов, — глупо сказал я. — Озоновый слой как решето…

— Это радон. Раньше он только на кладбище был, а теперь по всему городу. В подвале уже ничего нельзя хранить…

— Надежда Денисовна, это не радон, — сказал я. — Радон на растения никак не влияет, это у вас обычная плесень. У моей бабушки такое же случалось, огурцы гнили…

— Он и раньше сочился!

Надежда Денисовна вошла в парник и принялась обрывать ботву.

— Это мы думали, что плесень, а он тут везде накапливался, накапливался… — приговаривала она. — Зинка и Сватов себе давно участки в Польше купили, а мы тут, мы тут дохнем, у всех то онкология, то туберкулез, то зубы выпадают, дети болеют, а им все равно… И с сосудами проблемы, они как хрустальные становятся…

Надежда Денисовна увлеклась бранью и обиходом огурцов, про меня забыла, я хотел незаметно удалиться, но мать Аглаи позвала из парника.

— Виктор!

Я снова заглянул. Надежда Денисовна была несколько в ботве.

— Виктор, поговорите с Глашей, пожалуйста!

— Да, я поговорю… О чем?

— Убедите ее отсюда уехать, — попросила Надежда Денисовна. — Тут ничего для нее нет, более того, тут опасно.

— Мне кажется, она сама хочет отсюда уехать, — сказал я. — Она же на лето…

— Это она вам так рассказывает, что на лето, а на самом деле…

Надежда Денисовна погрузила руку в жухлые заросли и с сочным хрустом выдернула огурец. Почти зеленый, размером с мизинец.

— На самом деле она собралась присматривать за мной. Я у нее, видите ли, больная.

Надежда Денисовна откусила от огурца.

— Дрянь… — она выплюнула. — Горечь, тьфу… У всех огурцы сгорели. Понимаете, Виктор, у нас тут страшно. Население сократилось на треть, осталось восемь тысяч сто сорок семь жителей… официально. А сколько на самом деле, никто не знает! Глаше лучше уехать. Тут гниль.

— Может, и вам тогда? Уехать?

— Ну куда я поеду? — Надежда Денисовна махнула рукой. — Я всю жизнь в ЗАГСе проработала, мне на пенсию скоро, зачем мне ехать? Я не поеду. А она…

Надежда Денисовна обернулась на дом.

— Виктор, вы меня до аптеки не подвезете? — попросила она. — Меновазин закончился, подбросьте на Первомайскую, там хорошая аптека и недорогая, кстати…

— Да, конечно.

Я проводил Надежду Денисовну до машины, поехали на Первомайскую.

— Понимаете, Виктор, Глаша пережила довольно травматическое расставание…

На углу Садовой поперек дороги упала рябина, никто не торопился ее убирать, объезжали через канаву и успели проложить заметную колею.

— Она была замужем семь лет, — рассказывала Надежда Денисовна. — Сначала вроде жили, ребенка хотели, потом началось… вспоминать не хочется, форменный ад…

Надежда Денисовна неожиданно достала пачку сигарет и закурила.

— Разумеется, в такой ситуации человек стремится домой. Вот Глаша и побежала сюда. Я ее приняла, но… Вы понимаете, она рискует здесь застрять…

— Необязательно…

— Я боюсь, что ее может затянуть! — перебила Надежда Денисовна. — Глаша ведь… идеалистка…

Курила она быстро, за полминуты вытянула под фильтр. Аглая идеалистка, они так редко встречаются. Я сам, в сущности, идеалист, если бы я не был идеалистом, поехал бы в Лоо, но я тут.

— Хорошо, что библиотеку не закрыли, она отвлеклась немного… Но она завязнет, а тут нельзя, тут никак нельзя оставаться… Остановите!

Я затормозил. Не возле аптеки, возле синего дома.

— Глаша отчего-то вообразила, что я больна, — повторила Надежда Денисовна. — И что она должна за мной ухаживать… Но это не так, я вполне здорова.

Надежда Денисовна закурила вторую. В синем доме качнулись занавески.

— Да я привыкла, — сказала она. — Я здесь всю жизнь, но это, в принципе, не важно… я к чему это все веду… Аглая вас уважает!

— Да как сказать…

— Уважает-уважает, — Надежда Денисовна по-матерински положила руку мне на плечо. — Поверьте, она к вам прислушается, она вашу книжку семь раз перечитывала. Думаю, вы для нее авторитет. Это важно, Виктор.

— Хорошо, я попытаюсь ее убедить…

— Спасибо вам большое!

Надежда Денисовна неловко стряхнула пепел в машину.

— Понимаете, Виктор, ей необходимо сменить обстановку. Начать сначала, в сущности, она ведь еще очень молода.

— Согласен…

— Я слышала, у вас есть своя фирма?

С годами работницы ЗАГСов утрачивают застенчивость.

— Небольшая, — ответил я.

— Аглая толковая девочка, — сказала Надежда Денисовна. — Она знает английский, знает программы, водит машину. Любой фирме пригодится грамотный помощник.

В этом направлении я не думал, но вдруг понял, что идея не такая уж и нелепая. Помощница и в самом деле не помешает, Луценко доверять нельзя, кстати, надо ему позвонить. Опять же Черногория. Если я соберусь в Черногорию, помощница пригодится и там. Аглая толковая девушка, знает английский и английскую литературу, с ней есть о чем поговорить, можно снимать небольшой домик у моря, я буду готовить морепродукты, она свяжет сеть. Ну, или носки.

— Грамотный помощник — это хорошо, я с вами согласен… Но как преподнести самой Аглае? Она, по-моему, излишне щепетильна в таких вопросах…

— Вы, кажется, с Зинаидой хотели встретиться? — Надежда Денисовна выкинула окурок в окно.

— Да… Нам надо обсудить определенные вопросы.

— Я могу ей позвонить, — сказала Надежда Денисовна. — Она в последние недели никого не принимает, но я могу договориться. Зинка мне должна.

— Было бы отлично, — сказал я.

— Вот, Витя, и договорились.

И снова подержала за плечо.

— А про радон это все правда, — сказала она. — Это и в Интернете пишут, можешь посмотреть.

Надежда Денисовна вышла из машины.

— Аптека дальше, Надежда Денисовна…

— Да, я знаю. Спасибо, Виктор.

Надежда Денисовна направилась в сторону дома. Я свернул на улицу, возможно, Торфяную, или Многозапрудную, или имени Рицкого, кажется, она вела к бывшему рембыткомбинату. Или к лимонадному цеху, закрытому после пожара восемьдесят девятого года. Имени Рицкого была отсыпана толченым кирпичом и шифером, а кое-где и опилками, по опилкам я люблю ездить, по опилкам — почти как по песку. В конце улицы я повернул направо.

Эту часть города я не узнавал, хотя раньше здесь бывал. Здесь жила четвероюродная сестра бабушки, имя не помню, но она держала корову, и я