Я не знал, что на это ответить, развернул машину, поехали в сторону города. В зеркале заднего вида распадался мираж, похожий на небоскреб, расслаивался в зыбь, воздух шевелился, словно живой, отчего казалось, что мост задирается кверху, взлетает, как горнолыжный трамплин.

Я прибавил скорости, через минуту свернул с асфальта на бетонку, колеса загрохотали на стыках.

— Погоди, — попросила Аглая. — Что-то… опять уболтало…

Я соскочил с бетонной колеи и принял к обочине.

— Укачало… — повторила Аглая. — Ерунда какая, если сама за рулем не сижу — укачивает сильно… Минутку…

Земляника. Прямо у обочины.

Аглая опустила стекло и стала дышать.

В июне всегда земляника. Можно попробовать набрать в крышку от термоса. Или купить. Надо сходить на рынок, тут остался рынок? Туго соображаю, похоже, давление. Или полнолуние. Луна притягивает воду, эпилептикам выкручивает мозг, душу мою объяла привычная полуденная печаль. Интересно, можно ли сделать лунного заместителя? Болвана из баллистического геля, которому будет рвать голову вместо меня, которому вместо меня вырвут горло в ночь голодного Гренделя. Снаткина должна в этих вопросах разбираться, столько лет прожила, завзятая жиличка. Хотя у нее вроде бы волшебная ложка… Ложка жизни против кропила смерти, белая береза, чугунный батискаф.

— Глаза болят, — сказала Аглая. — И голова…

— Тогда постоим.

— Да нет, это я так… Домой неохота, — объяснила Аглая. — Мама в последнее время невыносима, причитает, плачет…

— Над твоей судьбой? — уточнил я.

— Ага. Я тотально не оправдала ее надежд.

— Каждый приличный человек не оправдывает надежд своих родителей, — успокоил я. — Родитель видит в ребенке улучшенное продолжение себя, от этой участи надо уклоняться всеми силами.

— А если не в ту сторону уклонишься?

— Естественного отбора еще никто не отменял, — ответил я.

У Аглаи нетерпеливо зазвонил телефон, поехали в город. Чтобы утешить ее, я рассказывал про то, что естественный отбор не биологическое, но и мощное социальное явление и у человека, в сущности, выбор небогатый — продолжать углублять и расширять фамильную норку либо рвануть подальше от чудесных здешних мест, рвануть с весьма сомнительными перспективами, скорее всего, проиграть, вернуться хромым, побитым и без всяких пенсионных перспектив, по протекции дяди устроиться в кочегарку и встать в очередь на место в шиномонтаже… до полосы прибоя добирается самая шустрая и везучая черепашка, одна из сотни.

— У меня не получилось, — сказала Аглая. — Но я не очень расстраиваюсь, я понимаю… Это нормально, бесы перекрестка тоже хотят есть…

Аглая сморщилась, словно собралась чихнуть, но не чихнула, потерла переносицу.

— Да я сам такой же… — Я иронически присвистнул. — Не то чтобы очень преуспел… Так, специалист широкого профиля. Все в соответствии — и начинания, вознесшиеся мощно, со временем стоптались до ушей…

Не то, думал я. Мы возвращаемся с Нового моста, мы чиркали спички, плевали и читали хорошие стихи, а теперь пошло жалуемся на жизнь, я гимназически цитирую и нелепо каламбурю, выгляжу как надутый немолодой дурак, Аглая это видит, нельзя не заметить. Усталость, пожалуй. Вроде ничем здесь не занимаюсь, лежу в койке, брожу по городу, катаюсь туда-сюда… А устал. Чагинск, однако.

— А Роман вообще не парится, — сказал зачем-то я. — Работает в клубе, у них там секция краеведения.

По пятницам секция краеведения, по вторникам секция пигмея, хорошо, что не вслух сказал.

— Мне кажется, что он очень хороший человек, — сказала Аглая.

Но любит приземистых баб, этого я, впрочем, тоже не озвучил.

До дома Аглаи молчали. Аглая дышала набегающим воздухом, а я думал, что будет, если я уеду сегодня. Как по мере продвижения на юг стану забывать: лица, названия улиц, цвет чагинского неба, самодельное расследование и нелепые волнения, старушку, у которой я купил противогаз, РИКовский мост не успеет остаться за моей спиной, как его смоет. Свалить, почему бы и не свалить, пусть остается с этим хорошим человеком, а я к себе, у меня там выставка-ярмарка «Сумки России».

Надежда Денисовна дожидалась на скамейке под яблоней, Аглая поморщилась, Надежда Денисовна с дружеским видом поспешила в нашу сторону.

— Виктор! Как я рада вас видеть!

Я воспитанно вышел из машины, Надежда Денисовна подбежала и слегка меня приобняла.

— Как я рада! Вы к нам не заходите почему-то…

— Много работы, — ответил я. — Ничего не успеваю.

Аглая тоже выбралась, кутаясь в кофту.

— Да, работа… Но, поверьте мне, всю работу не переделаешь, ее больше и больше с каждым годом… Работы больше, а нас меньше… Глаша, а ты почему опять гуляешь? Тебе лучше полежать, это не так безобидно, как тебе представляется.

Аглая чихнула.

— Я тебе говорила! То сопли ручьем, то в сон клонит, а ты все катаешься! Виктор, хотя бы вы на нее повлияйте!

— Мама…

— Обязательно повлияю, — пообещал я.

— Глаша, тебе нужен чай с прополисом! — провозгласила Надежда Денисовна. — И меновазином натереться!

— Сколько можно меновазином…

Аглая чихнула еще раз. И сопли у нее потекли, она выхватила платок и стала шмыгать.

— Мне пора, — сказал я. — Там у меня коллега… дрова колет. Помочь надо…

— Снаткина дров выписала?! — тут же переключилась Надежда Денисовна. — Вот зараза-то… Инвалидность себе фальшивую оформила — и все дрова заранее выбирает! Я Зинке на нее пожалуюсь, сколько можно…

— Мама! — мучительно чихнула Аглая.

— Домой!

Надежда Денисовна схватила Аглаю и поволокла ее к дому, вернулась с полпути и прошептала:

— Виктор, не уезжайте пока!

Я пообещал.

Надежда Денисовна отсутствовала долго. Я продолжал размышлять о том, что отъезд — правильный ход. С чего я взял, что бегство — позор, бегство есть осознанный выбор здравомыслящего человека. Чемпион мира по стрельбе победит семерых чемпионов по борьбе. Бегство естественно, как дыхание, собственно, во многом именно бег позволил сохранить наш вид. Человек рожден в беге, среди бескрайних саванн плейстоцена выживал тот, кто успевал добежать до ближайшего баобаба, бег стал тем оселком, с помощью которого эволюция выточила человека разумного. Те, кто плохо бегал, набивали травой и палками шкуру бородавочника или обтесывали камнями первые копья.

Надежда Денисовна появилась на крыльце дома и стала звать меня рукой и сигнализировать лицом, отступать некуда, я приблизился.

— Глашенька уснула, — сказала Надежда Денисовна. — Мгновенно отключилась.

— Прекрасно…

— На нее климат здешний плохо влияет, — доверительно сообщила Надежда Денисовна. — Вы же знаете — она вчера в парке в обморок упала. И это не в первый раз она так падает…

— Может, аллергия? — глупо предположил я.

— Пойдемте!

Надежда Денисовна потащила меня на задний двор, я насторожился, по опыту на задних дворах случаются исключительно неприятные сюрпризы.

— Я сейчас покажу, что это за аллергия… — приговаривала Надежда Денисовна. — Это никакая не аллергия…

На заднем дворе дома Черпаковых располагалась вся полагающаяся