Вроде бы подействовало: англичане сдали весь опиум и подписали все, что требовалось. А генерал-губернатор развернул операции по конфискации отравы по всему побережью. Добыча сваливалась в специально вырытые пруды, заполненные морской водой и известью.

Однако торжествовать было рано — противная сторона не собиралась отступать. У англичан на основании богатого колониального опыта сложились уже взгляды на то, как должны строиться взаимоотношения с туземцами. Сейчас им особенно не нравилось, что в подписанных торговцами обязательствах имелся пункт, гласящий, что в случае повторного нарушения виновные могут быть осуждены по китайским законам на смертную казнь. А это противоречило принципу экстерриториальности, который англичане всегда отстаивали: туземцы не имеют права судить британских подданных по своим законам, это может делать только специально созданный на их территории английский суд («консульская юрисдикция»). Генерал-губернатор возмутился на такие притязания Элиота, а тем временем все иностранцы перебрались из Кантона на небольшой прибрежный островок Гонконг (кроме американских торговцев чаем — они остались и были очень довольны тем, что избавились от конкурентов).

Затем произошел инцидент. Разбуянившиеся пьяные английские матросы убили китайского крестьянина. Лин Цзэсюй решил захватить кого-нибудь из англичан, находящихся на торговых судах, в качестве заложника. Эллиот же расценил такую попытку как начало атаки на его эскадру, и британские военные корабли, поднявшись вверх по реке Жемчужной, сожгли и потопили несколько китайских военных судов.

В Лондон было отправлено донесение, в котором сообщалось обо всем произошедшем и говорилось о необходимости «принять немедленные и решительные меры» для легализации торговли опиумом и обеспечения большей свободы торговли для англичан. Доктор Джардин, имевший немало деловых партнеров в английском парламенте, организовал в нем широкую агитацию, утверждая, что «осада фактории» и «нападение на корабли» — это прямое оскорбление юной королевы Виктории (она взошла на английский престол в 1837 г. в возрасте 18 лет).

Но в парламенте звучали уже и иные голоса: о безнравственности торговли ядом. Лорд Гладстон, тогда молодой еще политик (впоследствии он не раз возглавлял английское правительство), заявил, что если разразится война, это станет позором для Британии. Но его оппоненты пустили в ход отработанную уже к тому времени либеральную риторику, отождествляя свободу торговли с правами и достоинством человека вообще — не забывая, разумеется, и о чести британского флага. При голосовании их позиция возобладала — правда, с перевесом всего в пять голосов.

Летом 1840 г. к берегам Китая была направлена эскадра в составе двадцати боевых кораблей — хотя формального объявления войны сделано не было. Когда она достигла китайского побережья близ Шанхая, правители Поднебесной не устрашились. Генерал-губернатор Лин Цзэсюй готовился дать решительный отпор. Китайцы были уверены, что европейцы непременно устрашатся их мощи и их высокого боевого духа. То, что над флотилией интервентов кое-где дымили уже трубы паровых котлов, а их пехота была вооружена нарезными пистонными ружьями, они не ставили ни во что. Против вражеских боевых кораблей собирались использовать коммандос из числа мастеров боевых искусств: способные подолгу находиться под водой, они должны были просверлить их днища.

Но жизнь показала, чего стоят ныряльщики против канонерок и мушкеты против винтовок. Китайцев поразило, как шустро пароходы «могут передвигаться по воде без ветра или против ветра, по течению или против течения». А британские стрелки могли вести прицельный огонь с расстояния, для китайских ружей вообще недоступного. Осадив Чжушань и услышав отказ от сдачи, англичане подвергли город шквальному огню корабельной артиллерии и быстро овладели им. После чего двинулись в глубь территории.

Цинский двор сместил Лин Цзэсюя с генерал-губернаторского поста и отправил в ссылку, вменив в вину, что это из-за него англичане, не ровен час, того и гляди дойдут до Пекина (однако после окончания войны «чистый чиновник» был прощен, и ему опять доверяли высокие посты). На его место был назначен менее воинственно настроенный аристократ из императорского рода, известный ученый, один из богатейших людей в Поднебесной Ци Шань. Он вступил с пришельцами в переговоры и обещал удовлетворить их финансовые претензии по поводу уничтоженного «товара» и издержек на военную кампанию, передать им остров Гонконг и установить между странами равноправные отношения (т. е. признать, что англичане не варвары). Те требовали еще и устранения всяких препятствий в торговле, на что китайская сторона не хотела согласиться. Переговоры затягивались, и англичане осадили столицу провинции Гуандун — огромный Гуанчжоу. Европейцев было всего две тысячи, в то время как гарнизон насчитывал не менее двадцати тысяч солдат. За оружие готовые были взяться и горожане. Против интервентов выступили также местные отряды самообороны, движение становилось массовым — но цинские власти испугались, что оно может обернуться новой крестьянской войной против них самих и не оказали ему поддержки.

Император поставил во главе защитников Гуанчжоу трех военачальников. Один из них, совершенно глухой старик, настаивал на необходимости заключить временное соглашение. Но его коллеги решили действовать иначе: на английские корабли были пущены по течению огромные горящие плоты. Англичане в отместку потопили семьдесят один китайский военный корабль, а высаженный десант захватил шесть артиллерийских батарей и занял господствующие над городом высоты.

К интервентам прибыло значительное подкрепление из Индии: десять тысяч обладающих высокой боеспособностью сипаев — индийских солдат, состоящих на службе у англичан. Военные действия развернулись в нижнем течении Янцзы. Порт Амой близ Шанхая оборонял отборный маньчжурский гарнизон, его укрепления считались неприступными. Но огонь английской корабельной артиллерии смел и бастионы, и их защитников.

Несмотря на неудачи, император был настроен дать интервентам решающее сражение в чистом поле, рассчитывая на многочисленность своих войск и их боевой дух. Во главе 60-тысячной армии, в рядах которой были не только регулярные войска, но и возглавляемые шэньши дружины «сильных домов», встал двоюродный брат Сына Неба И-цзин, известный ученый и поэт. Он был настолько уверен в успехе, что заранее объявил поэтический конкурс на лучшее оповещение о победе, и продвинутые ученые мужи вдохновенно ломали себе головы, как бы поскладнее сплести иероглифы.

Время начала битвы у Нинбо было выбрано безошибочно — 3 час утра 10 марта 1842 г. Это был час тигра, дня тигра, месяца тигра, года тигра. Но весь этот тигриный хронометраж обернулся катастрофой. Армия на поверку оказалась попросту сбродной: никакого взаимодействия отдельных полков. По глубокой после проливного дождя грязи на английские гаубицы и винтовки шли неподготовленные, плохо вооруженные, некормленые солдаты — и тысячами ложились замертво. Курсировавший по Янцзы китайский флот, который должен был поддержать армию огнем и десантом, в сражение так и не вступил.

Наступил черед Чженьцзяна — важнейшего транспортного узла на Великом канале. Через него шло снабжение Пекина рисом из южных провинций. Защищавшие город маньчжуры бились насмерть, а когда поражение стало неизбежным, собственноручно убили своих жен и детей, чтобы те не достались врагу на поругание — после чего покончили с собой.