– Я говорю о том, что мы слишком рискуем, – продолжал Паоло. – Нам следует быть более осмотрительными.

– Вы знаете наш образ мыслей, Паоло, и находитесь здесь именно потому, что думаете так же, как и мы, – сказал ему Жоан. – Так что не волнуйтесь, я беру на себя весь риск. К счастью, здесь нет инквизиции, а те, кто мог бы выполнять ее функции, – наши друзья.

– Надеюсь, что вы отдаете себе отчет в том, что делаете, Жоан, – заключил Паоло и вернулся в лавку.

Анна знала, что эта дискуссия была не первой и заканчивалась всегда одинаково. Педро отошел, чтобы проследить за печатавшимися страницами, и супруги остались вдвоем. Жоан улыбнулся ей, и она задумалась о том, что же делать с посланием.

– Вы меня искали? – спросил он.

– Нет, я только хотела посмотреть, чем вы занимаетесь. – Внутри все похолодело, едва она представила, как Жоан отправляется на войну в эти холодные и неприятные дни.

Анна вернулась в малый салон, достала письмо и, не замеченная мужем, поднялась в спальню, где, закрывшись на ключ, дрожащими руками вскрыла сургуч, чтобы прочитать документ.

«Ты мне нужен в Фано не позднее 30 декабря», – говорилось в этом письме, подписанном Микелем Корельей.

Это краткое послание было на самом деле откровенным приказом. Приказом, который оторвал бы ее супруга от семьи и бросил перед самым Рождеством на разбитые дороги, по которым ему пришлось бы идти под дождем и снегом, а затем преодолеть Апеннины, чтобы добраться до берегов Адриатического моря, где, возможно, его ожидает смерть. Как смеет дон Микелетто подобным образом относиться к ее мужу? Анна, охваченная страхом и яростью, глубоко вдохнула и взяла бумагу.

«Мне очень жаль, дон Микель, – написала она. – Семейные дела, а также проблемы со здоровьем не позволяют мне прибыть к вам. Да благословит вас Господь».

Она подделала подпись Жоана, подождала, пока чернила высохнут, сложила листок вдвое, сунула его в тонкий пергамент, тоже сложенный вдвое, и залила сургучом, на котором выдавила фирменный знак своего мужа, изображавший раскрытую книгу. Сверху она написала имя посланца. После этого, постаравшись, чтобы Жоан ни о чем не узнал, отправила подмастерья в Ватикан с указанием передать письмо в гвардейский корпус.

Анна знала, что рано или поздно Жоан узнает о ее обмане. И когда это произойдет, он страшно рассердится, но будет уже слишком поздно. Она предпочитала видеть его раздосадованным рядом с собой, чем мертвым на далеком ледяном поле боя.

76

Тем самым вечером, когда Анна спустилась в лавку после обеда, обеспокоенная мыслями о возможных последствиях ее поступка в связи с отосланным накануне поддельным ответом, Жоан прервал разговор, который вел с Педро, чтобы сообщить ей новость:

– Похоже, ваша подруга Санча Арагонская решила продолжать скандал, даже будучи заключенной в замке Сант-Анджело.

– И что произошло на сей раз?

Обвиненная в разжигании скандала, княгиня де Сквиллаче уже долгое время находилась в заключении по приказу своего свекра Александра VI.

– Она выглядывает в окно замка, кокетничает и предлагает себя понравившимся солдатам, – продолжал Жоан. – Боюсь, что все это закончится для нее подземельем. Папа уже достаточное время закрывал глаза на ее постоянные измены, и не сегодня-завтра его терпение лопнет.

– Он закрыл Санчу в замке не из‑за ее поведения, – заявила Анна.

– А из‑за чего же? – спросил Педро.

– Потому что ее дядя уже не является королем Неаполя и Санча перестала иметь стратегическую ценность, – ответила Анна. – Прав был Иннико д’Авалос, когда предупреждал нас о том, что время Арагонской династии в Неаполе подходит к концу. Папа, потворствуя Франции и Испании, низложил дядю Санчи; французы поделили королевство с испанцами, и оба бросились на его завоевание огнем и кровью.

– Да, но все это произошло в прошлом году, а Папа и Джоффре Борджиа, ее муж, до недавнего времени терпели все выходки Санчи, – сказал Жоан. – Ее заключение в замок никак не связано с политикой, а только лишь с ее поведением.

– Таким образом она восстает против несправедливости ситуации, – с серьезным видом заявила Анна.

– Восстает? – повторил Педро.

– Да. Ее выдали замуж за человека, которого она не любила, убили ее брата, которого она обожала, а сейчас ее дядя был вынужден бежать из Неаполя вместе с семьей, потому что Папа лишил его королевства, и все это в силу политических соображений, – ответила Анна. – Думаю, что таким своим скандальным поведением она хочет унизить Папу.

– А может, она находит удовольствие в подобном способе неповиновения? – спросил Педро со смехом.

– Также свой протест выразила Лукреция Борджиа, – продолжала Анна, не обращая внимания на смешки своего родственника. – Хотя и совсем другим способом. Она вышла замуж за Альфонсо д’Эсте, наследника герцогства Феррара, привлекательного человека примерно своего возраста, которого она сама выбрала.

– Цезарь и Папа не принимали решения относительно свадьбы, – ответил Педро. – Но они не против этого брака.

– В любом случае тем или иным образом мои подруги решили взбунтоваться против уготованной им несправедливой судьбы, – заключила Анна, не ответив на слова свойственника.

– Несправедливой судьбы? – фыркнул он. – Бунт принцесс! Да они всю свою жизнь ходили в шелках! Несправедлива судьба бедной женщины, которой нечем кормить детей и которая работает от зари до зари или продает себя за деньги, если кто-то позарится на нее…

– Ну ладно, надеюсь, что вы не присоединитесь к этим бунтам, – сказал Жоан, ласково улыбаясь ей.

Анна с трудом смогла улыбнуться ему в ответ. Но в глубине ее души прозвучал ответ, который ей не хотелось озвучивать: «А что будет, когда вы узнаете, что я уже это сделала?» И снова стала думать о послании и о последствиях, которые, несомненно, наступят.

– Цезарь находится в очень сложном положении, – сказал Педро своему шурину тем же вечером, вернувшись из Ватикана, куда он отправился по срочному вызову, полученному днем. – Новости, приходящие с берегов Адриатики, очень тревожные. Восстание кондотьеров ставит Цезаря и немногих верных ему людей практически в безвыходное положение.

– Мне очень жаль…

– Вы станете жалеть об этом еще больше, когда узнаете, что он считает вас предателем.

– Предателем? Меня? – удивился Жоан. – Почему?

– Меня вызвали в Ватикан, потому что Микель Корелья нуждается в абсолютно верных людях. Многие предали его. И в Ватикане я встретился с гонцом, который сегодня прибыл с берегов Адриатики и который послезавтра должен вернуться назад. Это некто Висент. Я отправлюсь с ним. Он сказал, что первым, к кому его направил Микель, были вы и что вы отказались помочь ему.

Жоан с открытым ртом смотрел на своего зятя, не понимая, что происходит. Тот протянул ему записку, и книготорговец мгновенно узнал почерк Анны.