— Возможно, вы видели нас чаще, чем предполагаете. Я — кроха тэнгу. Мне выпала честь быть посланником нашего князя, Сёдзё-бо.

— Помнится, ты говорил о добрых вестях. Я думал, в наши темные времена их больше не существует.

— Верно, владыка, ныне они редки. Однако вести таковы: ваш сын преуспел в молитве: Царь-Дракон его выслушал. Посему Рюдзин дарует вам свое заступничество, и здесь, вблизи его вотчины, вам не причинят вреда.

Го-Сиракава поднял брови.

— Покровительство столь великого ками — большая удача.

— Воистину, — согласился тэнгу, — ведь, знаете ли, именно Рюдзин привел Тайра к успеху, в чем, можете мне поверить, глубоко раскаивается.

— Ясно. Однако почему именно ты прибыл ко мне с этим известием, малыш тэнгу, а не прудовая змея или дракон поднебесья?

— Потому что сейчас мы, тэнгу, с Рюдзином заодно. Давно уже Тайра с их замашками деспотов не дают нам покоя. Вот мы и решили заключить союз с драконами воды и воздуха.

Го-Сиракава вздохнул:

— Ты очень меня обнадежил, малыш тэнгу. И все же я сомневаюсь — смогу ли ухватиться за эту надежду после стольких разочарований.

— Тогда услышьте вот что: начатый вами мятеж подавлен не до конца. Как ни дорого он вам обошелся, Тайра не смогли погасить все его искры. Минамото пробудились в ответ на ваше воззвание. Один из них с малолетства обучался воинскому делу у нашего князя. Теперь в бою на мечах ему нет равных. Другому же, асону Минамото, благоволит и помогает сам Хатиман да еще один могучий дух, от которого, надеюсь, не будет большой беды.

— Значит, коль скоро против Тайра собралась такая мощь, — проговорил Го-Сиракава, — мы наконец можем уповать на их поражение?

— Скажем, такого случая не выпадало нам с давних пор. А раз так, не отчаивайтесь, владыка. Надейтесь. Бдите. Живите. Позвольте всем силам, какие мы сумеем собрать, биться за вас. Придут и лучшие времена. — Сказав так, маленький тэнгу опять поклонился и взмыл под стропила, а оттуда — через прореху в кровле — наружу.

— Прощай, — прошептал Го-Сиракава. Чувствуя, что вымотался, он съежился на полу, подложив руку под голову. Теперь ветер и дальний шум моря не тревожили его душу. Теперь они баюкали его, словно няньки, пока он не заснул.

«Безумие чистой воды», — думал Мунэмори, проезжая по главной улице (если можно было ее так назвать) Фукухары. На его парчовые рукава лил колючий дождь, грязь под копытами лошади звучно хлюпала, а проезжающие повозки обдавали водой из луж охотничью куртку и штаны. В Фукухаре никто не пытался блюсти строгость одеяния — не было смысла. В этом месте роскошь долго не жила.

Прошла неделя с тех пор, как семья императора прибыла в новую столицу, и все это время лило почти не переставая. Мунэмори поднял голову, уставясь в нависшие тучи. На миг ему померещилось, будто оттуда с ухмылкой смотрит на него серый дракон. Мунэмори тряхнул головой — наваждение исчезло.

— Мунэмори-сан, — окликнул его кто-то сзади. Оказалось, с ним поравнялся молодой чиновник пятого ранга, еще не отчаявшийся удержать на голове высокую шапочку, то и дело срываемую ветром. — Вас просят явиться в собрание министров-градоустроителей.

Мунэмори шумно выдохнул.

— На что я им? Я министр двора, а не землемер. Когда они вычислят расположение всех девяти трактов, я помогу сделать разметку Дворцового города. В последний раз им удалось указать только пять. — На глазах Мунэмори семью бедняков изгоняли из хижины, отданной на постой царедворцу. Бедняк и его жена с пожитками за спиной, понукаемые воинами Тайра, так посмотрели на Мунэмори, что тот поспешил отвернуться.

— Ваша правда, господин. В этом месте так мало ровных низин, что нужные промеры сделать почти невозможно.

— Хм-м… — Конь Мунэмори замер и чуть не встал на дыбы, когда на улицу вывалился целый воз балок. — Что это? — вскричал Мунэмори. — Кто посмел?

Рабочие, рассыпавшись в извинениях-поклонах, поспешили убрать балки с пути знатного Тайра. Некоторое время Мунэмори наблюдал, как они выгружают их в кучу такого же промокшего леса, грязной черепицы и разбухших сёдзи у обочины дороги.

Молодой чиновник прищелкнул языком и покачал головой:

— Все из-за дождя, господин. Здешние холмы совсем некрепки: стоит расчистить их от деревьев и кустарника, чтобы можно было начать строительство, как склон оползает и все земляные работы приходится начинать заново. Никто из доставивших свои дома по реке не может их возвести — здесь попросту нет для них безопасного места.

— Безумие, — пробормотал опять Мунэмори.

— Господин, — неловко молвил чиновник, — градостроители тут подумывают… в общем, не выбрать ли иное место для новой столицы.

— Хе! И что ответил мой отец?

— Они еще не докладывали ему.

— Ну еще бы.

— Они надеются, быть может, вы спросите его об этом? Мунэмори круто развернулся в седле.

— Я?

— Вы его сын и глава дома Тайра, господин. Если Киёмори-сама кого и послушает, то только вас.

— Вы не приняли в расчет, что Киёмори-сама слушает лишь самого себя. Я говорил ему не подкупать дядю Ёримо-ри обещанием старшего второго ранга, чтобы тот уступил свое поместье государю со свитой. Говорил не брать из сельских податей на постройку нового дворца. Говорил: пойдут толки. И что же — послушал он? Ни разу! И вот — кто только не ропщет на Тайра. Говорил я ему провести обряд Великого очищения не откладывая? Он отложил. Теперь все твердят, что Тайра желают пребывать в нечистоте, чтобы и дальше творить беззакония. И после всего этого совет ждет, что Киёмори меня выслушает?

Юный чиновник кашлянул от смущения.

— Но быть может, вы подумаете над нашей просьбой — оповестить господина Киёмори?

Мунэмори вздохнул.

— Я подумаю, — ответил он, а про себя сказал: «Но не более того». — Теперь ступай. У меня дел невпроворот. — И он ударил коня пятками.

Видя, что чиновник отправился досаждать кому-то другому, Мунэмори направил узды к холмам, где лежала площадка для строительства будущего дворца. К его удивленному негодованию, с последнего приезда работа ничуть не продвинулась. Деревянные сваи и брусья как лежали, так и продолжали лежать у краев грязной прогалины, а среди луж все так же высились груды половых досок.

Главный зодчий заметил появление Мунэмори, изменился в лице и подбежал к нему.

— Добрый день, Мунэмори-сама, — произнес он, кладя поклоны.

— Чего же в нем доброго? — гневно спросил Мунэмори. — Почему постройка стоит в том же виде, в каком и была, вы, толпа лежебок? Мой отец будет весьма недоволен.

— Смилуйтесь, Мунэмори-сама! — вскричал зодчий, опять рассыпаясь в поклонах. — Мы старались! Каждый день укрепляли колья, натягивали шнуры для точности. Потом подгоняли доски и складывали одну к одной, чтобы наутро собрать первое крыло. И всякий раз, возвращаясь на рассвете, заставали разор. Все колья были выдернуты, бечева — намотана на ветвях, черепица повсюду разбросана. Каждый день нам приходилось начинать заново!