Несколько дней подряд он посещал перед обедом Николь де Савиньи, ждущую его со все возрастающим нетерпением, но однажды, оставив баронессу счастливой и оплодотворенной, понял, что эта связь не должна более иметь продолжения, ибо несравненная Диана, вовремя предупрежденная своими личными остроглазыми осведомителями, явилась к королю и одной улыбкой мгновенно сумела вернуть себе всю нежность любовника. И именно он, а не она, как всегда извинился.

– Я счастлив, что ты наконец вернулась, я так соскучился, я так несчастен, – робко произнес Генрих.

– Сядь рядом со мной, расскажи, что делает тебя несчастным? – проникновенно спросила она.

– Ты, наверняка, уже обо всем знаешь, Диана. Поверь, я не понимаю, что со мной иногда происходит.

Она нежно обхватила его голову руками, поцеловала, с участием заглянула в глаза и, как бы между прочим, поинтересовалась:

– Ты любишь эту женщину?

– Я люблю только одну женщину, тебя, моя несравненная богиня. И буду любить всю жизнь.

Глядя на Диану, сраженный, как всегда, ее немеркнущей красотой, Генрих недоумевал, что он мог найти в Николь де Савиньи. Разве кто-нибудь на свете мог сравниться с Дианой де Пуатье?

– Тогда тем более нет причин для печали, – улыбнулась она ему. – Теперь ты окончательно убедился, что для тебя и для меня существует только одна любовь, ибо мы с тобой единое целое.

Генрих успокоился, увидев, что несравненная Диана поняла и простила его, даже не рассердилась, что он обрел временное убежище. Их любовь не была чисто плотской. Они оба знали это. И в этом была немеркнущая сила их любви.

Диана тотчас же вернулась к своему рыцарю.

Вновь разбудив королевские страсти, вновь заняв свой пьедестал, фаворитка, подстрекаемая Гизами, вынашивала одну лишь мысль: вырвать у короля согласие немедленно взяться за оружие. Ее аргументы, что нельзя лишать младших детей герцогств и королевств, которые они могут получить по ту сторону гор, были столь убедительными, что, наслушавшись речей своей любовницы, Генрих стал испытывать угрызения совести и упрекать коннетабля в политической недальновидности.

Монморанси яростно защищался, отстаивал свои взгляды о необходимости сохранения мира, ссылаясь на народные бедствия и взывая к экономии средств.

В этом запутанном клубке дворцовых интриг сторонники мира считали, что Анн де Монморанси благодаря своему практическому уму, пожалуй, самый здравомыслящий политик в королевстве.

Удача вскоре вновь повернулась в сторону фаворитки и ее единомышленников, среди которых была на этот раз и Екатерина, не оставляющая надежды на сохранение позиций французской короны в Италии. Интересы фаворитки совпадали с интересами королевы, которая мечтала закрепить итальянские герцогства за своими сыновьями. Екатерина знала, что у нее больше не будет детей. В этом году она родила двойню – маленькая Жанна умерла через несколько часов после своего появления на свет, Виктория пережила свою сестру на несколько месяцев. Теперь Екатерина могла отдохнуть от родов. Она потеряла троих детей, но из семи оставшихся четверо были мальчиками, и об их будущем заботиться нужно было заранее.

Новости, которые приходили с родины королевы, давали надежду на то, что скоро ее мужественный кузен Пьеро Строцци вновь понадобится на полуострове.

Умер папа Юлий III. Все это было на руку разжигателям войны.

На папский престол взошел восьмидесятилетний кардинал Караффа – Павел IV – неистовый враг Испании.

С первых же дней своего правления папа Павел IV упорно предпринимал попытки спровоцировать войну с Испанией, и он в этом преуспел.

1 сентября 1556 года герцог Альба, вице-король Неаполя, вторгся в папские владения с огромным войском.

Став единоличным вершителем дел империи, Филипп II тут же проявил свой истинный характер – вдумчивый, методичный и суровый. Он тщательно изучал донесения, приходившие из Рима, и не собирался проявлять ни малейшего снисхождения.

Разгневанный папа обозвал его «гнилым отростком христианства» и «мелким негодяем».

Герцог Альба неумолимо продолжал двигаться к Риму.

Перепуганный Павел IV тотчас же, ссылаясь на недавно заключенный договор, потребовал помощи от французов.

На полном пререканий Королевском совете, который заседал в полном составе, схлестнулись в неистовом состязании Монморанси и Гизы, каждый исступленно отстаивал свою точку зрения.

– Сейчас нельзя действовать очертя голову, – убеждал собравшихся членов совета Монморанси. – Необходимо закрепить позиции достойного, почетного и столь долгожданного для Франции мира. Внутренние дела, отнюдь не блестящее состояние финансов, разрастающееся с каждым днем, словно злокачественная опухоль, влияние протестантов, грозящее подорвать интересы религии, заслуживают сейчас большего внимания и во сто крат важнее, чем развязывание новой войны.

Выступление коннетабля возмутило Гизов и их сторонников. Кардинал Карл Лотарингский обосновал необходимость прийти на помощь понтифику против возрастающего с каждым днем могущества двух августейших супругов: короля Испании Филиппа II и королевы Англии Марии Тюдор.

– Ваше Величество, заверяю вас, что настало время, когда рассудительные дипломаты должны уступить место решительным и мужественным полководцам, – уверял Меченый.

Сторонники Гизов, составлявшие большинство советников короля, дали свое согласие на нарушение перемирия.

Монморанси не отступал.

– Папа стар, а казна почти пуста. Если Его Святейшество умрет, то вся тяжесть войны, огромные расходы, способные разорить кого угодно, лягут на плечи Франции. И этот шаг, я имею в виду возобновление крупномасштабной войны, поставит Королевство лилий на край гибели.

Но никто не стал прислушиваться к его зловещим предсказаниям.

На сей раз Диана де Пуатье действовала столь ловко, что Генрих II внял ее доводам и в октябре перемирие было нарушено.

Принимая это важное решение, Генрих пренебрег доводами своего наставника Монморанси, резко осуждавшего возобновление войны. Воинствующая партия Гизов одержала полную победу. Екатерина радовалась, ибо рассчитывала извлечь выгоду из новой кампании Пьеро Строцци и вернуть себе тосканские владения, а также герцогство Урбино.

Пьеро Строцци срочно прибыл в Париж и, не медля, отправился в Лувр. Представившись сначала коннетаблю, затем королю, маршал отправился в апартаменты кузины. Она как раз собиралась ужинать. Увидев Пьеро, Екатерина, забыв об этикете, вскочила и порывисто обняла его. Она была счастлива видеть кузена, пусть не победителем, зато живым и здоровым. Сразу же после ужина Екатерина вместе с королем начала изучать план предстоящей кампании, разработанный Пьеро и Франциском де Гизом. По плану Меченый должен был отойти в Ломбардию, Строцци встать на страже папства, а Блэз де Монлюк защищать Тоскану. Этот план позволял надолго упрочить французское влияние в Италии и закрепить итальянские владения за королевскими детьми.