– Возможно ли, что у обвиняемого тогда появились контакты в Коммунистической партии Китая? Связи с китайскими коммунистами, которые всего десять лет назад вторглись вместе с Ким Ир Сеном в Республику Корея? – допрашивающий возвысил голос с воодушевлением ведущего телевикторины.

– Да, – признал свидетель.

– Зачем тебе все это, Вьюн? – выкрикнул Чонхо. Услышав свое прозвище, Вьюн наконец-то бросил быстрый взгляд на старого приятеля.

– Я лишь пытаюсь выжить. – Он так быстро и тихо выплюнул из себя эти слова, что Чонхо едва разобрал их. Военный же изобразил, будто бы ничего сказано и не было.

– Нам Чонхо, мы провели обыск у вас дома и обнаружили доказательства, свидетельствующие, что после возвращения из Шанхая в 1945 году вы занимались антипатриотической деятельностью. – Допрашивающий открыл портфель и достал оттуда лист желтоватой бумаги. Он осторожно развернул его и начал зачитывать по-японски:

Предъявитель настоящего документа, Нам Чонхо, выполняет особое поручение для генерала Ямады Гэндзо, командира 5-й армии. Не препятствуйте выполнению его задания и обеспечьте ему безопасный проход. Тэнно хэйка бандзай [55]. Подпись: Ямада Гэндзо, июнь 1945 года.

Допрашивающий говорил на иностранном языке с изяществом человека, который окончил военную академию в Японии. Четкий выговор каждой фразы явно указывал, что он всегда был рад возможности читать по-японски.

– А это, по всей видимости, подарок на память от Ямады.

И военный поднял перед собой небольшой прямоугольный предмет. С течением времени он стал пепельно-серым, но сомнений быть не могло: это был серебряный портсигар.

* * *

Яшма пешком возвращалась домой по завершении последнего дня очередного учебного семестра. Ее ожидали полтора месяца зимних каникул, и она радовалась в равной мере ощущению облегчения и перспективе новых возможностей. Яшма разрешила себе припомнить детали встречи с Ханчхолем с тем же чувством привычного наслаждения, с которым писатель окунает перо в чернильницу.

В момент встречи она совсем не успела осмыслить свои эмоции. Как и всегда, чувства приобретают завершенную форму и начинают играть новыми красками и оттенками, только когда заново переживаешь особо важные события в мыслях. Яшме теперь было понятно, что она совсем не была зла на него, она даже не винила его за смерть Дани. Более того, ее удивило, что она хотела с ним увидеться и поговорить о том, насколько по-разному сложились их пути. Было сложно поверить, что они когда-то шли бок о бок по жизни или что она когда-то представляла себе день их свадьбы.

Она вышла на знакомый бульвар в Чонно. Ей захотелось выпить кофе в «Зове моря». Она так себя баловала время от времени. Кафе теперь было уединенным местом, откуда доносились исключительно мелодии времен до Корейской войны. Красная кожа диванчиков уже вся потрескалась и активно крошилась, подставка для зонтиков была заполнена тросточками, а постоянные гости заведения, все успехи которых остались в далеком прошлом, слабыми голосами оживленно обсуждали произведения искусства, вышедшие из моды лет двадцать назад. У местных завсегдатаев была привычка сначала долго спорить между собой о канувших в Лету событиях и предполагаемых обидах, а потом сразу же забывать тему разговора. Или, по крайней мере, притворяться, что не помнили. В их окружении после двух войн и многочисленных передряг оставалось не так много людей, чтобы разрывать отношения даже с худшими врагами.

Поэт-предприниматель все еще оставался на посту. Голова у него изрядно поседела, но именно он меньше всего изменился с молодости Яшмы. Владелец кафе все так же носил очки в круглой оправе и идеально выглаженную белую рубашку. Он никогда не обращал внимания ни на то, что его клиенты изрядно постарели, ни на то, что их звезды уже давно затухли. Поэт так и не женился и остался бездетным, но судачить о причинах сего завсегдатаям было уже неинтересно. Даже его знакомство с Яшмой не доросло до полноценной дружбы. Впрочем, ее это в какой-то степени даже радовало. При каждом ее появлении он где-то минуту развлекал гостью вежливой беседой, а потом оставлял ее наедине с собой.

Из задумчивого состояния Яшму вырвал шум толпы, собравшейся по обе стороны бульвара. Неожиданная помеха ее раздосадовала. Ей хотелось спокойно прогуляться до любимого кафе. Она попыталась свернуть на боковую улочку, но тут со всех сторон послышались крики и дружное улюлюканье.

– Уроды! Сукины дети! – зазвучали возгласы.

Яшма повернулась и увидела на дороге вереницу из десятка мужчин. Их руки были скручены в кандалы, скрепленные между собой длинной веревкой. Выглядело это все так, будто бы на публику выставили связку воблы. У каждого мужчины с шеи свисала большая табличка. «Я ворюга и заслужил кару», было написано на одной. «Я спал с женой отца», говорилось на другой. Толпе уже мало было слов и освистывания. Некоторые люди начали подбирать камни и кидаться ими в мужчин.

Яшма едва не вскрикнула, когда узнала в центре процессии Чонхо. На его табличке, заполненной неуверенными, почти детскими каракулями, значилось: «Я бандюга. Я коммунист. Я достоин смерти».

– Нет! Нет! – Яшма со слезами пробивалась меж рядов ликующих незнакомцев. Со всех сторон на нее шикали, но ей удалось вырваться к центру улицы, и она побежала вслед за чередой мужчин.

– Чонхо!

Необъяснимым образом среди гула толпы Чонхо умудрился услышать ее и найти ее взглядом. Половина лица у него уже побагровела и вздулась, а камни все продолжали лететь в него. Один из них попал ему в спину. Группка парней рядом с Яшмой разразилась довольными криками.

– Сволочи! Остановитесь! – Яшма пихнула молодого человека, который орал громче всего.

– Мать твою! Пошла вон, шлюха, – пробурчал он как можно тише, а затем скрылся в толпе с друзьями.

Яшма снова встретилась взглядом с Чонхо. Он почти незаметно помотал головой: «Ничего не предпринимай». А затем улыбнулся, чтобы она знала, что с ним все в порядке.

Ему в тот момент вспомнилось шествие куртизанок, на которое он попал много лет назад. Почти в этом же месте он тогда влюбился в прекрасную девушку, которая запустила ему в лицо цветком. Это бы первый раз, когда он увидел Яшму. К нему вдруг пришло полубредовое ощущение, что он всю жизнь шел по этой одной дороге. И по прошествии стольких лет та же девушка оказалась здесь, чтобы проводить его. Ему захотелось снова посмотреть на Яшму, но он тут же подумал, что этим он может побудить ее на что-то рискованно-героическое. И ему пришлось отвести взгляд. Хотя ему и было больно оттого, что ему не дано ей сказать в последний раз: я люблю тебя. Веревка натянулась и дернула