укладывалось, что шесть человек сумели за пять дней освободить сотни рабов и свергнуть один из самых могущественных домов Трелла. Даже если для этого им потребовалось совершить короткое путешествие в ад и обратно.

Но с другой стороны, если кто и мог сподобиться на такое…

Мысли переметнулись к договору между Тисааной и Орденами, к войне на Аре, и у меня перехватило горло. Я видел, как в ее голове уже начинают прокручиваться тысячи возможных махинаций. Складка между ее бровями подсказала, что она думала о том же, о чем и я.

Я разгладил складку большим пальцем, отгоняя этим жестом собственные тревоги.

– Дай мне одну минуту, – пробормотал я.

– Только одну.

И наши лица одновременно приблизились друг к другу, мои ладони обхватили ее лицо, ее пальцы скользнули по моим плечам. Губы встретились в поцелуе, который сказал все, что мы не могли выразить словами. Он начался с нежного шепота и быстро перерос в страстную песню. Я запоминал движения ее губ, вкус языка, легкое прикосновение зубов к моей коже.

В последний раз, когда я целовал ее, я думал, что больше мне уже никогда не доведется этого сделать. И сейчас меня переполняла радость оттого, что я ошибся.

Тисаана отстранилась, пощекотала мой нос, улыбаясь одними глазами. И прошептала своим низким, чарующим голосом:

– У тебя так плохо пахнет изо рта.

Я нахмурился и дунул прямо ей в лицо, вызвав смешок, который претендовал на звание самого приятного звука, что мне доводилось слышать. Судя по всему, у меня не так уж и плохо пахло изо рта, потому что она заглушила смех еще одним поцелуем, а затем еще одним, и еще.

И все это время я мог думать только об одном:

«Вознесенные, пропади все пропадом, как же хорошо, что я жив».

Я бы с удовольствием продолжал в том же духе до вечера, но, к сожалению, Тисаану было не так легко отвлечь.

У меня не оставалось выбора, кроме как поведать ей всю историю. Последний секрет, который я еще ей не рассказывал. Никому не рассказывал. Я знал, что рано или поздно он выйдет наружу. Но я похоронил его в себе еще глубже, чем правду о Сарлазае или гибели моей семьи, – возможно, потому, что не мог избежать этого воспоминания каждый раз, когда смотрелся в зеркало.

Но сейчас я распахнул дверь, которую уже не запереть обратно.

– Это произошло, когда у меня забрали Решайе, – начал я. – После убийства моей семьи я больше не мог выносить его присутствия в своей голове. Его должны были забрать у меня, и это не подлежало обсуждению. К тому же в тот момент в Орденах царила изрядная неразбериха, так что не нашлось никого, кто мог бы на меня надавить по этому поводу. Зерита полностью устраивало мое решение, так как война все равно закончилась, и, честно говоря, мне кажется, что мерзавца давно уже беспокоило, что я обладаю такой мощью.

– Он думал, что ты используешь силу против него? – спросила Тисаана.

– Я все равно не смог бы, ведь мы с Орденами связали себя договором крови. Пока Зерит действовал от имени Орденов, я просто не мог причинить ему вред, по крайней мере намеренно. Но чтобы получить титул верховного коменданта, приходится бороться и проливать кровь; думаю, ему не нравилось, как присутствие во мне Решайе затронуло его в том бою. В этом весь Зерит Алдрис, всегда озабоченный только своим положением, даже когда вокруг умирают люди. А Нура… она не собиралась вмешиваться.

Мне никогда не понять ее полностью. Я знаю Нуру с детства, но даже тогда ни разу не видел ее плачущей. Мне довелось увидеть ее слезы только один раз в жизни, на похоронах моих родных, когда я издалека наблюдал, как догорают их погребальные костры. Она стала единственной, кто видел меня, потому что тоже спряталась подальше от всех, чтобы никому не показать катящихся по щекам слез.

Я сделал вид, что не замечаю ее, и ушел прежде, чем она успела подойти ко мне. Но на следующий день, когда я снова явился в Башни, на грани истерики требуя, чтобы из меня убрали Решайе, она и слова не сказала.

Но как всегда, все оказалось не так просто, – продолжал я. – Раньше им уже много раз доводилось забирать Решайе из разума тех, кого он отвергал. Но в те разы он хотел покинуть сознание так же сильно, как и носителям хотелось от него избавиться. В моем же случае Решайе не хотел уходить. Я часами истекал кровью на том постаменте, пока они пытались разделить нас, а мы с Решайе вели непрекращающиеся битвы в моей голове. Он не хотел со мной расставаться, но я не собирался уступать ему.

Я до сих пор содрогался, когда вспоминал о тех днях. Как Решайе цеплялся за меня, подобно ревнивой любовнице.

Тисаана подкатилась поближе, прижалась ко мне всем телом и обхватила мою руку. На миг меня поразило, насколько ее поддержка важна для меня.

– В конце концов дело зашло в тупик. В Ордене мне сказали, что, если мы продолжим попытки, существует большая вероятность, что я не переживу разделение. Я ответил им, что такой исход меня вполне устраивает.

Я вздохнул и обрел новую бодрость, посмотрев в глаза Тисааны, к счастью лежавшей так близко.

– И я действительно умер. Но всего на несколько минут, так что оставался шанс вернуться к жизни. И когда Решайе вытаскивали из моей головы, он изо всех сил цеплялся за мой разум, чтобы вернуть меня.

…Ты так сильно хочешь избавиться от меня?.. – шипел он. – …Ты скорее умрешь, чем останешься здесь, со мной?..

– Решайе тебя спас? – в ужасе прошептала Тисаана.

Мне не нравилось, как благородно звучало в ее устах слово «спас».

– Он проклял меня, назло оставив в живых, когда я совсем не хотел жить. Он вытащил меня из мира мертвых, пока его самого выкорчевывали из моих вен. Но он сохранил мне жизнь, оставив подарок на память.

…Наши истории навеки связаны, Максантариус. Твоя еще не закончена, и ты не можешь выбросить уже написанные страницы. Они выжжены в твоей душе, а теперь будут выжжены и на твоем теле…

Последним, что я запомнил в тот сумбурный день, стала мучительная боль, когда Решайе наконец отделили от меня. И его прощальный, угасающий шепот:

…Наслаждайся подарком от меня. Тебя всегда будет преследовать то, чего ты боишься…

Несколько дней я пролежал без сознания. Когда я впервые открыл глаза, со мной дежурил только Саммерин. Я чуть не спалил дом и даже не сообразил, что я не сплю. Только когда Саммерин наорал на меня, чтобы я пришел в себя, я догадался, что это не сон.

Между бровями Тисааны залегла складка.