выход, способ объяснить свое поведение после свадьбы. Теперь он мог ответить: «Да, я любил вас обеих, но потом понял, что тебя я люблю больше».

Подобная история была вполне понятна и правдоподобна, в отличие от сказки о приворотных чарах. Возможно, Корделия даже поверила бы его словам, смирилась бы с ними, простила бы его. Но нет, он не мог лгать и знал, что сам себя никогда не простит. Он убрал руку и ответил:

– Нет. Я никогда не любил Грейс. Никогда.

Ее взгляд погас. Только что она смотрела на него в ожидании, в волнении; после его слов ее лицо стало чужим, безразличным. Она кивнула и произнесла:

– Хорошо. А теперь извини меня, Джеймс. Мне нужно идти. У меня тоже есть дела.

Она направилась к дверям, распахнула их и ушла. Джеймс последовал за ней, но остановился на пороге. Он смотрел на Корделию, которая разговаривала с братом; он не мог отвернуться, не мог не любоваться ею, ее элегантным нарядом, ее совершенной фигурой, короной блестящих волос цвета красного дерева. «Почему ты не мог просто солгать? – в ярости спрашивал он себя. – Если ты не можешь заставить себя сказать правду…»

Но нет – довольно лжи. Он сказал Корделии очередную часть правды, ту часть, которую мог произнести вслух без боли. И теперь она сама должна была решить, что делать с этой правдой.

– Джеймс?

У него чуть не остановилось сердце. Оказывается, за дверями гостиной его поджидала Эсме Хардкасл с ручкой и блокнотом в руке. Джеймс подумал, что она со своими круглыми глазами похожа на сову.

– Прошу прощения, если я вам помешала, Джеймс, – продолжала она, грызя ручку, – но, как тебе известно, я сейчас работаю над генеалогическим древом семей нашего Анклава, и ты бы мне очень помог, если бы ответил на вопрос: собираетесь ли вы с Корделией заводить детей, и если да, то сколько? Двоих? – Она наклонила голову набок. – Шестерых? Семерых?

– Эсме, – процедил Джеймс, – если таковы твои исследовательские методы, то генеалогическое древо получится крайне неточным.

Оскорбленная до глубины души Эсме засопела.

– Ничего подобного, – возразила она. – Вот увидишь.

На светских мероприятиях, таких, как этот рождественский прием, Анна чувствовала себя как рыба в воде. Она обожала наблюдать за людьми и отмечать особенности их поведения: как они вели между собой пустые разговоры, как жестикулировали, как стояли, смеялись, улыбались. Она начала заниматься этим еще в детстве, пытаясь отгадать истинные чувства и мысли людей, приходивших в гости в дом ее родителей. Анна быстро обнаружила, что имеет к этому талант, и часто смешила Кристофера, рассказывая ему, что на самом деле думает о собеседнике тот или иной джентльмен или дама.

Иногда, конечно, люди сами выдавали себя, как, например, сегодня. Джеймс смотрел на Корделию, как на богиню. Да, Корделия выглядела потрясающе – должно быть, она купила это платье во время злополучной парижской эскапады, такие смелые фасоны редко можно было увидеть в Лондоне. Никаких оборок и кружев: блестящий черный атлас обрисовывал талию и бедра, глубокий вырез был отделан черными сверкающими бусинами, которые выгодно подчеркивали цвет кожи. Сейчас девушка разговаривала с Алистером, а Томас, стоя рядом, подбрасывал в воздух хихикающего Алекса, который был в восторге от происходящего. Анна прекрасно знала, что у Корделии полно тревог и проблем, но, глядя на нее, посторонний человек видел только прекрасную, беззаботную молодую даму.

Ари, которая стояла возле Анны, усмехнулась. Девушки находились у стола с закусками и, не стесняясь, угощались миниатюрными королевскими кексами, покрытыми глазурью. Каждый был украшен гербом одной из семей Сумеречных охотников.

– Ты действительно обожаешь разглядывать людей, верно?

– Гм-м, – протянула Анна. – Это позволяет без каких бы то ни было усилий узнавать чужие секреты. Восхитительно.

Ари оглядела зал.

– Расскажи мне какой-нибудь секрет, – попросила она. – Взгляни на человека и скажи, что ты о нем думаешь.

– Розамунда Уэнтворт собирается бросить Тоби, – сообщила Анна. – Она понимает, что разразится скандал, но не может смириться с тем, что на самом деле он влюблен в Кэтрин Таунсенд.

Глаза у Ари сделались огромными, как блюдца.

– Правда?

– Подожди, увидишь, что я права… – начала было Анна, но умолкла, заметив выражение лица своей спутницы… Ари замерла и с напряженным, испуганным видом смотрела куда-то за спину Анны. Обернувшись, Анна увидела в дверях новых гостей – впрочем, ей даже не нужно было смотреть, она догадалась сразу. Ну конечно же. Морис и Флора Бриджсток.

Анна машинально взяла Ари под руку, чтобы подбодрить, помочь ей держаться спокойно, как ни в чем не бывало.

– Запомни, – произнесла она, уводя девушку от стола с закусками, – если они захотят устроить сцену, это только их решение. Ты здесь совершенно ни при чем. Тебя это не должно задевать.

Девушка кивнула, но продолжала смотреть на родителей, и Анна чувствовала, что ее рука слегка дрожит. Флора первой заметила дочь. Она оживилась и направилась к Ари, но прежде, чем она успела отойти от дверей на двадцать футов, Морис догнал ее, взял под руку и твердо увел в сторону. Флора что-то сказала мужу, и на его лице отразилось раздражение; Анне показалось, что они ссорятся.

Ари смотрела на них с таким лицом, что у Анны заболело сердце.

– Не думаю, что они устроят сцену, – тихо произнесла Ари. – Для этого они должны интересоваться мной, а я им безразлична.

Анна резко обернулась и взглянула Ари в лицо. Той девушке, которая была ее первой любовью и разбила ей сердце. Той, что спала в ее постели и любила мыть посуду, но никогда не ставила на место чистые тарелки и чашки. Той, что пела песни чучелу змеи по имени Перси, когда думала, что никто не слышит. Той, что пользовалась шпильками для волос в качестве закладок и сыпала слишком много сахара в чай, так что ее губы всегда были сладкими.

– Потанцуй со мной, – попросила Анна.

Ари удивленно смотрела на нее.

– Но… но ты всегда говорила мне, что не танцуешь.

– Мне нравится нарушать правила, – улыбнулась Анна. – Даже те, которые устанавливаю я сама.

Ари улыбнулась в ответ и протянула ей руку.

– Тогда пойдем танцевать.

Анна, прекрасно понимая, что родители девушки за ними наблюдают, повела ее в ту часть зала, где под аккомпанемент небольшого оркестра танцевали пары. Она положила одну руку на плечо Ари, второй обняла ее за талию, и они закружились в вальсе. Ари заулыбалась, ее глаза загорелись, и впервые за много лет Анна забыла о своем неизменном занятии – о наблюдении за гостями, за их лицами, жестами, позами. Для