Она видит его храп?

Франческа осторожно ткнула его пальцем в ребра. Россыпь оранжевых искр сгустилась у его рта в огненно-красную вспышку и исчезла. Никодимус перевернулся на бок. Теперь вместо искр храпа над губами виднелось лишь бледное свечение, усиливающееся и слабеющее в такт движениям его груди.

Дыхание. Она видит его дыхание. Белый шум. Бывает же такая синестезия… Синестетическую реакцию на незнакомый магический текст выдают все чарословы, обычное дело, но это что-то другое. Никакого магического текста здесь нет. Она видит звук.

А потом Франческа вспомнила: перед тем, как провалиться в сон, она представляла в цвете удары Никодимусова сердца. Может, она различает только его звуки?

– Франческа, – прошептала она, и подскочила, когда перед глазами вспыхнул лавандово-белый фейерверк.

Она щелкнула пальцами у левого уха – и тут же отметила боковым зрением блеснувший ониксом черный фонтанчик. Еще один щелчок – за головой – произвел на свет такой же фонтанчик, только побледнее.

Значит, уши слышат по-прежнему. Только теперь слуховые нервы связаны не с той частью мозга, что отвечает за слух, а с другой – визуальной, отвечающей за зрение. Франческа испытующе уставилась на Никодимуса. Тот пробормотал во сне что-то синеватое, как лепестки незабудок. В других обстоятельствах это показалось бы ей трогательным, даже романтичным. Но сейчас она помертвела. Неужели под его воздействием перепутались связанные с мозгом нервы? Возможно ли такое в принципе?

Два года назад среди Франческиных пациентов попался музыкант с абсолютным слухом, который различал аккорды на гитаре по цвету. Она тогда сделала длинную запись в своем клиническом журнале…

Сотворив двух огневых светляков, Франческа выбралась из постели и босиком прошлепала к двери. Ее пробрал холод, но укрыться, кроме собственных распущенных волос, было нечем. Журнал нашелся под скомканным пледом. Окружив себя еще несколькими светляками, Франческа уселась на пятки и раскрыла книгу. Оттуда, заставив Франческу отпрянуть, моментально высунулась призрачная голова. Совсем забыла, что в журнале прячется призрак Шеннона…

Однако призрак, стекающий на холодный каменный пол, ничуть не походил на почтенного старца с длинными седыми прядями. Это была высокая, бледнокожая женщина, с длинными каштановыми волосами и красной столой целителя на плечах. Франческа ошеломленно застыла.

Усевшись на полу, призрак заморгал и принялся осматриваться. Когда взгляд наткнулся на Франческу, призрак с улыбкой начал подниматься на ноги. Франческа тоже поднялась – и перед глазами поплыло. Она словно смотрела в зеркало на себя саму, только постаревшую.

Как такое может быть? Она никогда не создавала духа, даже духописание не изучала. Глядя на нее с кроткой, почти мечтательной улыбкой, призрак выставил бестелесную ладонь. Франческа медленно отзеркалила жест. Ладони соприкоснулись. Наполнившее пальцы ласковое тепло заструилось вверх по руке.

Призрак шагнул ближе, соприкасаясь почти всей рукой. Тепло разливалось по телу. Потом призрак повернулся к Франческе спиной, Франческа шагнула вперед, и они соединились, становясь одним целым – текст и физическое тело.

Франческа вобрала в себя память призрака, восполняя в себе сотворившую когда-то этот дух волшебницу.

Она родилась триста лет назад в Паленых холмах, носила совсем другое имя, изучала магические языки в Астрофеле и целительство в Порту Милость. Но свое первое назначение она получила не в захолустный Авил – как сотни лет спустя, – а в престижную лечебницу Шандралу, где стала выдающимся мастером-целителем.

Воспоминания накрыли лавиной, вызывая ощущение невозможности и в то же время абсолютной истинности происходящего. Вот она, ее истинная суть. Где-то в глубине души Франческа всегда это знала.

После Шандралу она приняла назначение в Триллинон, где руководила строительством второй, дополнительной лечебницы – одной разросшемуся городу уже не хватало.

Лечебница пользовалась успехом, и вскоре Франческу приняли в лоно тайного общества, сосредоточившего в своих руках почти все городские дела и финансы. Лишь годы спустя она узнала, что общество составляют демонопоклонники. Она познакомилась с Тайфоном, и тот убедил ее, что Разобщение уже началось, но пришествие демонов не предполагает непременного кровопролития. С помощью своих приверженцев Тайфон обеспечит приход нового золотого века. Если Франческа доживет до конца Войны разобщения, то станет его главным клириком. Если скончается до того, он назначит на ту же должность ее дух.

Франческа присягнула Тайфону.

Как и полагалось демонопоклоннице, она оставалась в тени и не искала громкой славы, но усердно пользовалась связями для завоевания политической и финансовой поддержки. На склоне Франческиных лет ее лечебница по всем статьям могла заткнуть за пояс городскую, а кроме того, стараниями целительницы утроился поток благотворительных отчислений в пользу бедных.

Она привлекала на сторону Разобщения самых талантливых клириков. Она обучала агентов Разобщения целительству и устраивала лазареты для боевых отрядов. Она даже участвовала как медицинский консультант в устранении нескольких чарословов, подозревавшихся в приверженности врагам Разобщения.

Сто лет назад по приказу Тайфона Франческа вплотную занялась духописанием и произвела на свет текст, превосходящий стойкостью любой из населявших тогда астрофельский некрополь призраков. В день кончины она вписала себя в большой фолиант из личной библиотеки. Тайфон намеревался освободить призрак из книги, как только начнется Война разобщения, однако планы пришлось скорректировать: он извлек ее из книги десять лет назад. Чтобы скопировать часть текста.

Больше она ничего не помнила.

Франческа застыла, словно изваяние.

Внутри все холодело от ужаса, зато в мыслях наступила полная ясность. Все вдруг встало на свои места. Свой неискоренимый старомодный выговор она не впитала в детстве на окраине империи, а пронесла через столетия. Честолюбивые замыслы, недовольство, что не удалось стать мастером-целителем в Шандралу или Триллиноне – не просто тщеславие, а смутно ощущаемое несоответствие своего жизненного пути достижениям той, кто создала призрак.

Недаром зависть, с которой она отметила про себя могущество и мастерство Вивиан, показалась Франческе словно чужой, навязанной извне. Зависть действительно была чужой, поскольку исходила от ее автора.

Франческа медленно повернулась к Никодимусу. Сердце защемило при мысли о несбыточном отныне будущем.

Теперь она понимала, почему ее пратекст казался Никодимусу таким ярким: с помощью изумруда и своей демонической силы Тайфон наделил ее неуязвимостью к какографическому воздействию. А свою синестетическую реакцию на незнакомую магию Никодимус проморгал, решив, что щеки у него пылают просто от близости вожделенной женщины.

Саванный Скиталец попытался похитить ее память, но не смог за неимением у нее человеческого мозга. Зато он уничтожил часть текстового сознания, ответственного за слух. А потом, когда они с Никодимусом сплелись в одно целое, сознание подкорректировало себя с помощью его какографии, найдя другой способ воспринимать звуки.