– Ужас! – сказала Анна. – Мне почудилось, будто я в самом деле ощущаю запах аммиака… А когда ракета упала на кольцо Сатурна, я от страха закрыла глаза. С меня хватит всех этих невероятных историй! Теперь буду смотреть только такие произведения, где рассказывается о Земле.

– Уже теперь? – спросил я с улыбкой.

– И теперь и всегда, – ответила она, окинув меня серьезным взглядом.

Мы простились, и я остался один в пустом коридоре. Незаметно дошел до серебристого занавеса, закрывающего вход на смотровые палубы. Я постоял, подумал, не лучше ли пойти отдохнуть, но в конце концов решил, что хорошо будет прогуляться, глядя на звезды. Что-то во мне противилось при виде их, именно поэтому хотелось преодолеть себя, чтобы не допустить даже мысли, будто страшусь их. На палубе стоял мрак, который прорезали лучи света, менявшие каждые несколько минут окраску – от серебристой до голубой: очевидно, «телевизионные глаза» перестали вращаться. Я прошел от одного конца палубы до другого не встретив никого; впрочем, не особенно этому удивляясь: время приближалось к полуночи. Вдруг около стеклянной стены я заметил чью-то тень. Остановился невдалеке. За тем местом, где темнела фигура человека, появилась серебристо-белая Луна и поплыла вверх. Замеченный мной силуэт четко оттенялся ее ярким светом, – ноги, торс, наконец, почти целиком голова, – черным контуром она прорисовывалась на фоне полного лунного диска, словно окруженная ореолом. Потом «Гея» несколько изменила направление, и Луна передвинулась выше, бросив волшебно яркий свет на того, кто стоял на палубе. Это был Гообар. Он смотрел на звезды.

Мы отправились в полет несколько дней спустя. Сначала «Гея» еще пять раз облетела вокруг Земли. В это время к ней присоединилось множество больших и малых судов, которые должны были составлять ее почетный эскорт и сопровождать корабль семьдесят миллионов километров, вплоть до самой орбиты Марса. Эту часть пути, как, впрочем, и на всем протяжении Солнечной системы, «Гея» двигалась сравнительно медленно: развить полную скорость ей мешали гравитация планет и множество расположенных вблизи мелких небесных тел. Поэтому шестьсот сопровождавших нас ракет самых разных размеров могли без труда лететь вместе с нами. Выстроить такую армаду и поддерживать в ней порядок было не очень просто, однако наши астрогаторы прекрасно справились с этим делом. Впереди нас, разбросанные на тысячекилометровом пространстве, неслись плоскоголовые пассажирские ракеты, вокруг которых роем вились маленькие суденышки; они то выскакивали из больших кораблей-ракетоносцев, то возвращались в них, чтобы пополнить резервуары горючим. Косяки серебристых веретенообразных ракет плыли выше и ниже «Геи», заволакивая звездное небо распылявшимися полосами огня, вырывавшегося из двигателей. А позади нас, сколько хватало глаз, летели другие суденышки, все более мелкие, пока совсем не исчезли из поля зрения, и только во время маневров, когда весь этот колоссально растянувшийся флот обходил астероиды или потоки метеоритов, Солнце освещало оболочки ракет, и пространство на мгновение заполнялось вспышками, будто рождались и умирали тысячи звезд сразу. Мы двигались не по прямой линии. Помимо метеоритных потоков и астероидов, обозначенных на карте, нам пришлось обойти стороной зоны, по которым беспрестанно проносились огромные автоматические грузовые ракеты, доставлявшие на Марс воду. Мы проплыли на семь тысяч километров выше этой зоны, так что только в направленные вниз телескопы можно было разглядеть крошечные суденышки, непрерывно циркулирующие по трассе, обозначенной редкими световыми буями.

Через четыре часа мы прошли мимо Луны. Обсерватории на обращенном сейчас к нам Южном полушарии Луны послали «Гее» прощальный привет, выбросив в пространство из своих ракетных устройств огромный фейерверк – несколько десятков тысяч разноцветных огней. Клубы и полосы фосфоресцирующего дыма, расстилавшегося в пространстве, были видны еще час спустя, даже когда тень начала обволакивать серебристое полушарие спутника Земли. Мы долго смотрели на этот спутник, какое-то время закрывавший собой Землю, пока она не выглянула из-за него отяжелевшим, пылающим голубизной диском. В последнее время на Луне велись большие горные работы. В телескопы «Геи» можно было видеть, как на Море Облаков ковыряются в тяжелом песке целые стада гусеничных экскаваторов и грейдеров и время от времени взрывы поднимают облака пыли, затмевающие однообразный пейзаж пустыни. Потом в поле зрения телескопа появились стаи ночных бабочек – ракеты, тучей шедшие за «Геей» и закрывавшие лунный диск, пока мы отдалялись от него, направляясь прямым курсом к Марсу. Орбиту красной планеты мы пересекли в точке, удаленной от нее на двадцать шесть миллионов километров; кровавый шар прошел мимо нас с северо-востока на юго-запад и уменьшился за ночь так быстро, что утром следующего дня я, проснувшись, обнаружил лишь небольшое красное пятнышко на краю телевизионного экрана. Только теперь провожавшие нас ракеты начали разворачиваться, перестраиваться и ложиться на обратный курс. На фоне усыпанного звездами черного неба то и дело вспыхивали алые дымовые сигналы «дай дорогу». Ракеты взмывали ввысь, по спиралям уходили в стороны, и пространство около «Геи», отдыхавшей с выключенными двигателями, медленно дрейфующей в поле притяжения Солнца, очищалось, пустело. В семь часов вечера эфир в последний раз наполнился бурей звуков: радиопередатчики работали на пределе возможного, стремясь донести до нас многие тысячи прощальных приветствий от тех, кто возвращался на Землю. Ракеты взмывали в пространстве, как огромные стаи серебристых рыб, и исчезали во мраке. Так вот медленно мы удалялись в две разные стороны. Потом все ракеты, еще не улетевшие к Земле, разом направили длинные лучи своих прожекторов на сверкающий панцирь «Геи». Корабль оказался окутанным огромным полупрозрачным облаком рубинового оттенка, так что у зрителей, стоявших на палубах, небо исчезло из поля зрения. Из ракетных дюз «Геи» выбилось пламя – сначала была пущена группа двигателей разгона, затем – группы первого, второго и третьего рядов, и наконец, оставляя за собой длинную полосу угасающих языков пламени, «Гея» помчалась вперед. Стая серебристых кораблей удалялась на юго-запад и становилась похожей сначала на рой ярко сияющих огней, потом – на клубы искр, мерцавших чаще и ярче звезд, и наконец – на горсть сероватой пыли. Затем и пыль исчезла, как бы растворилась в бесконечном мраке. Лишь Земля, подобная крупной звезде, продолжала сиять голубым светом; на ее полюсах горели желтоватым пламенем два атомных солнца. Никто не уходил с палуб, хотя уже наступила ночь. Даже когда в пространстве исчез последний след великой армады, мы продолжали всматриваться во мрак – в сторону Земли, чтобы хоть взглядом сопровождать ее подольше.

Скорость полета «Геи» все возрастала, и на отрезке пути от Марса до Юпитера достигла 200 километров в секунду. Огромное пространство между этими двумя планетами справедливо называют кладбищем ракет – так много здесь происходило катастроф. В нем носятся миллионы железно-каменных обломков: остатки планеты, которая когда-то кружила здесь и, неосторожно приблизившись к Юпитеру, испытала на себе роковое воздействие его притяжения.

У Тер-Аконяна работы было пока немного, и он пригласил меня к себе побеседовать. Было ясно, что он хочет поближе познакомиться с одним из врачей, на обязанности которых лежит забота о здоровье экипажа. Прямо из амбулатории я отправился к нему. Вход в жилище астрогатора был творением и предметом гордости Нонны. Он представлял собой плиту матового стекла почти такой же длины, как стена, и был обрамлен двумя колоннами. Левая являла собой деревянный столб, составленный из насаженных одна на другую ужасающих масок с квадратными разинутыми пастями – черных ликов, словно прокопченных в дыму. Их пустые глазницы были обращены туда, где прямо из каменных плит порога вырастала другая колонна, окрашенная в светлые тона; она казалась воплощением покоя. В ней было что-то напоминавшее зеленый росток, тянувшийся к солнцу, или гибкую девичью талию. На каменной арке была простая надпись: «На пути к звездам».