Часы отбили время: 9.45. Сталин спешно направился к выходу. За ним последовал Берия.

В большой приёмной уже собрались соратники по партии, члены и кандидаты в Политбюро ЦК ВКП(б). Сталин извинился за задержку, на ходу кратко отвечал на поздравления с праздником.

– Пойдемте. Могут начать без нас, – произнёс он спокойно.

Тем не менее присутствующие, пожимая генсеку руку старались понять его расположение духа, настроение и, конечно, личное отношение. Не изменилось ли оно? От этого зависело благополучие каждого, перспективы и, естественно, сама жизнь.

Парад частей Московского гарнизона Красной Армии прошёл строго по графику. Зато шествие трудящихся столицы растянулось надолго. Пионеры отдали рапорт стоявшим на трибуне Мавзолея Ленина руководителям партии и правительства, военачальникам армии и флота, после чего с десяток мальчишек и девчонок в белых блузках и красных галстуках ринулись вручать букеты цветов Сталину и стоявшим рядом с ним руководителям страны.

Манифестация изрядно затянулась. Генсек основательно проголодался. Утром позавтракал легко, не хотелось есть, даже чаю выпил только полстакана. Не терпелось прочитать поступившее из-за рубежа сообщение.

Когда наконец он прибыл на «ближнюю» дачу и вслед за ним один за другим приехали его соратники, стол уже был накрыт по-праздничному. У всех было приподнятое настроение, парад войск Московского гарнизона прошёл на славу. Особое впечатление на столпившихся дипломатов и военных атташе произвели новые образцы тяжёлых танков, а также новые виды истребителей, которые пронеслись в небе на бреющем полёте.

Пребывая под впечатлением торжеств на Красной площади и отогревшись домашним грузинским вином, во время короткого перерыва между горячими тостами генсек вышел во двор. За ним тотчас же последовал Берия.

День был солнечный, но с весенним ветерком. Генсек заговорил о трудовых резервах Особое внимание уделил детям. Вспомнил парнишку, который в числе других пионеров, поднявшихся на трибуну Мавзолея, вручил ему букет цветов.

Генсек млел от удовольствия:

– Такой курносенький, голубоглазенький! – сиял он, словно мальчишка стал ему родным. – Спрашиваю его: «В каком ты классе?» – «Уже перехожу в третий!» – «А ты уверен, что перейдешь?» Он скромно ответил: «Я круглый отличник». Конечно, перед таким всё будущее! Все дороги открыты. Только бы не сошёл с правильного пути.

Берия подхватил:

– На всю жизнь я запомнил, как однажды вы сказали, что, несмотря на трудности, обязано быть хорошо! Для меня эти слова стали основным, незыблемым ориентиром во всей практической деятельности.

– Хорошо, что приходят такие мысли. Значит, судьба большевистской партии не безразлична. Значит, присутствует забота о безопасности советского государства. Значит, смотришь вперед! Это хорошо.

Стекла пенсне наркомвнутдел блеснули. Вспомнил сообщение из-за рубежа, но промолчал. Не хотел портить Хозяину настроение. Отвлёкся, разглядывая появившуюся весеннюю зелень.

Из приоткрытых окон большой гостиной послышалась песня «Сулико». Берия подошёл к окну, присоединился к хору: «…где же ты, моя Сулико?» Но он пел её на грузинском. Громко. Чтобы услышали старавшиеся соратники Кобы и, естественно, он сам. Иначе не было смысла надрывать глотку. Хозяин, однако, уже обратил на него внимание и в такт ему, тоже на грузинском, слегка дирижируя рукой, стал напевать свою любимую песню.

Звучали, конечно, тосты за здоровье Хозяина и других присутствующих. Веселья как такового не было. Каждый вспоминал что-то из недавнего прошлого, другие говорили о детстве. Словом, всё проходило вполне достойно и празднично.

На следующий день, 2 мая, около двенадцати часов нарком госбезопасности СССР Всеволод Николаевич Меркулов и начальник Первого управления НКГБ СССР старший майор госбезопасности Павел Михайлович Фитин были вызваны в Кремль.

В кабинете находился наркомвнутдел СССР Берия. Сталин встретил чекистов холодно. С ходу обратился к Меркулову:

– Вы считаете, товарищ Меркулов, что сообщению из Берлина необходимо придать самое серьёзное значение, со всеми вытекающими отсюда последствиями?

– Прежде всего, товарищ Сталин, как вы знаете, это не первое сообщение подобного рода нашей агентуры в Германии. Указанные в радиограмме фамилии немецких высших чиновников – реальные и точные. Что касается самой информации, насколько могу удостоверить, она соответствует действительности…

Сталин прервал Меркулова:

– Кто составлял докладную?

– Начальник Первого управления НКГБ товарищ Фитин, – ответил Меркулов. – Изложенное в докладной полностью соответствует поступившей информации.

– Что скажет начальник управления товарищ Фитин? – спросил Сталин.

– Я могу дополнить, что автор донесения – наш давний серьёзный агент. За его сообщения могу поручиться, товарищ Сталин, – внешне спокойно произнёс Павел Михайлович Фитин, хотя его нервы были напряжены. – Докладная составлена на основании радиограммы, которая поступила от берлинской агентуры…

– Что собой представляет источник информации?

– Полковник авиации, товарищ Сталин. Его сообщения всегда взвешены и отражают истинное положение. В результате многократно проведённых проверок нами установлено, что человек он серьёзный, честный и разделяет политику Советского Союза.

Сталин не то задумался, не то замялся. Очевидно, что-то его не устраивало. Он встал из-за стола и, нахмурившись, сделал несколько шагов в сторону обитой под орех панели стены. Затем повернулся к стоявшим Меркулову и Фитину, искоса бросил на них свирепый взгляд:

– Вы сейчас сказали, что этот ваш немецкий полковник – честный и что вами это неоднократно проверено. Для вашего сведения – ни одного честного немца нет! – сказал, как отрезал. И смолк.

Остальные тоже молчали. Всем видом, естественно, подтверждая правильность высказанного вождём замечания. Не согласиться? Попытаться доказать обратное? Никому такое не приходило в голову, хотя заявление выглядело более чем странно.

Сталин, видимо, почувствовал, что хватил через край. После короткого раздумья добавил:

– За исключением, пожалуй, Вильгельма Пика.

Повисла напряжённая тишина. Что это? Очередной приступ неуверенности? Ещё одно подозрение? Как в таком случае быть с реальными фактами? Ожидается вооружённое вторжение, а тут сплошные сомнения! Может быть, это недальновидность? Заблуждение? Или игра?

Так или иначе, но начальник внешней разведки НКГБ был чрезвычайно озадачен. Управление работало с немцами не один год. Никто из них пока ни разу не подвёл. Напротив, немцев всегда ставили в пример. Знали, что, если немец антифашист, то на него можно положиться. Серьёзные люди во всех отношениях. А сейчас как быть? Предать анафеме тех, на которых есть реальная надежда? На каком основании? Потому только, что Хозяин сказал? Выходит, сообщению проверенных немецких агентов нельзя доверять? Однако они правы. Стало быть, ошибается Хозяин? Тогда не миновать катастрофы. А как быть в дальнейшем с агентурой? С донесениями!? За ними стоят люди. Они рискуют жизнями, добывают для нас бесценные сведения, а мы говорим, что «нет ни одного честного немца, кроме единственного…»