людей и заперли в его резиденции. Все было проделано без сучка без задоринки. Мы ни о чем даже не подозревали, пока не послали разузнать, что происходит.

Орланко одарил Андреаса убийственным взглядом, но тот даже бровью не повел.

Разумеется, сэр, это означает, что наша система связи оказалась раскрыта. Вальних достоверно знал, кто именно к нему приставлен.

— Понимаю, черт возьми!

Кое–кто за это поплатится. Бледнолицые аналитики, что обитали в недрах Паутины и днями напролет копировали шифровальные книги, заверяли герцога, что головой отвечают за абсолютную надежность шифров. Что ж, посмотрим, насколько надежно держатся на плечах их головы! Ну да с этим придется подождать.

Вальних сумел упредить нас, а мы сейчас не можем себе позволить отыгрываться по очкам. Я хочу, чтобы ты поднял по тревоге Особую службу.

Если под невозмутимой маской и промелькнули какие–то чувства, они себя никак не проявили. Андреас поклонился:

— Слушаюсь, сэр.

Орланко скривился так, словно по недосмотру разжевал какую–то дрянь, и в упор воззрился на своего ручного убийцу. И вздохнул:

— Что ж, ладно. Теперь будем действовать по–твоему.

Ионково

Одинокая свеча теплилась в другой половине камеры, из последних сил освещая глухой безоконный закуток. Тень решетки черными полосами ложилась на стену напротив, колыхалась, подрагивала на грубо отесанном камне.

Адам Ионково вытянулся на жестком набитом соломой тюфяке, вперил взгляд в потолок и едва слышно вздохнул.

Ах, какие надежды возлагал он на капитана Д’Ивуара! Увы. Даже двух бесед с ним хватило, чтобы понять: капитан из породы людей, чья слепая собачья преданность совершенно нечувствительна к доводам здравого смысла. Ни подкупом, ни угрозой вечного проклятия невозможно — по крайней мере, сейчас — вырвать его из–под влияния Вальниха. Боевое братство связывает людей сильнее, чем любовные узы.

«Удалось ли тебе хоть чего–то добиться от него, Джен?»

Ионково был более чем уверен, что его напарница мертва. Как–никак она служила вместилищем архидемону. Будь она жива, ничто не могло бы помешать ей завершить миссию. Важно другое: как она умерла? Отыскал ли Вальних Тысячу Имен? И какие силы извлек он из–под спуда?

Ну да ладно. Если Д’Ивуар не собирается развязать язык, то и оставаться здесь более незачем. Давно пора заняться делом.

Наружная дверь заскрежетала и приотворилась. Время ужина, и охранник явился точно по расписанию. Пора в путь.

Ионково скатился с тюфяка. Прямо перед ним лежала густая тень от стола, на который была поставлена свеча. Язычок огня затрепетал, и граница между зыбким кругом света и тьмой робко заколыхалась. Осторожно протянув над ней руку, Ионково коснулся пола в том месте, где густая тень оставалась неизменной.

— Сохрани нас господь, — прошептал он по–элизийски. — Окаянные Иноки.

Тень под его пальцами ожила, шевельнулась — густея, наливаясь чернильной темнотой — и от прикосновения подернулась рябью, словно тронули гладь стоячего, непроглядно черного пруда. В тот самый миг, когда охранник шагнул в камеру, Ионково метнулся вперед и нырнул прямо в тень с той же легкостью, с какой хищная чайка бросается в воду за добычей.

— Что за черт? — вырвалось у охранника.

Он поставил на стол оловянную тарелку с ужином — порция бобов и ломоть хлеба — и взялся за дубинку:

— Ионково! Шутить со мной вздумал?

Ионково неизменно удивляло, с каким упорством простые смертные не желают признавать того, что видят собственными глазами. Спрятаться в камере негде, стало быть, очевидно, что узника в ней попросту нет. И все же охранник, наморщив лоб, осторожно двинулся вперед.

От свечи на стену позади него упала его собственная тень — огромная, намного больше хозяина. Рябь беззвучно прошла по ней, и из тени вынырнула рука Ионково. Пальцы, скрюченные, как когти, сомкнулись на шее жандарма.

Тот сдавленно захрипел, вскинул руки к горлу в безуспешной попытке ослабить хватку врага. Ионково рывком дернул охранника к себе, и тот, не устояв на месте, неуклюже качнулся назад. Шаг, другой… на третьем жандарм вместо того, чтобы уткнуться в стену, мешком ввалился в собственную подернутую рябью тень. Черный силуэт еще мгновенье маячил на стене, а затем бесшумно исчез.

Ионково разжал пальцы, и с душераздирающим криком охранник канул в ничто, в бесконечную и безграничную пустоту. Его бывший узник вынырнул в реальный мир и протяжно выдохнул, оказавшись уже не в камере, а в коридоре.

Без сомнения, по пути наружу его ждет еще немало запертых дверей. Впрочем, уже ночь, и почти все лампы погашены. Кордегардия заполнена тенями.

Глава шестнадцатая

Винтер

В подземельях Вендра было темно и почти тихо. Наверху, во внутреннем дворе, ярко освещенном фонарями и десятками факелов, с новой силой возобновилось празднование победы, прерванное зарядившим на весь день дождем. Здесь, глубоко под землей, некому было менять догоревшие свечи, и ликующий рев толпы снаружи доносился сюда лишь едва различимым ропотом.

Все камеры — кроме одной — опустели. По этому поводу не обошлось без споров: в казематах, помимо оппозиционных газетчиков и обанкротившихся коммерсантов, содержалось под арестом немало заурядных воров, взломщиков, контрабандистов и другого уголовного отребья. Впрочем, отличить этих негодяев от добропорядочных граждан не было никакой возможности, и недавно увеличившийся совет постановил выпустить на свободу всех без разбору.

Винтер направлялась к самой последней камере, перед которой висел на крюке одинокий фонарь. Абби, неслышно ступавшая следом, несла их собственный фонарь и сейчас помахала им, привлекая внимание охранника. Правда, «охранник» сказано слишком громко: на посту торчала прыщавая девица лет пятнадцати из банды Кожанов. Глаза ее полезли на лоб, когда она поняла, кто ее посетил.

— Э-э… — промямлила она, неуверенно поглядывая то на одну, то на другую. — Случилось что?

— Джейн послала за ними, — ответила Винтер, нарочито небрежно ткнув пальцем в сторону камеры.

— Ага! — Девчонка моргнула. — То есть… мне никто не говорил… Абби подалась к ней.

— Принципа, — сказала она, — вот я тебе об этом говорю. Верно?

— Э… верно. — Принципа судорожно сглотнула. — Погодите, сейчас открою.

Она неловко сунула ключ в замочную скважину и потянула на себя дверь. Раздался пронзительный ржавый скрип. Винтер уже отметила, что на этом ярусе камеры были чистые и опрятные, без луж стоячей воды, которыми отличались наспех оборудованные кутузки на нижних этажах.

«Видимо, Орланко считает, что и казематы должно содержать в порядке».

Из камеры вышли двое мужчин, одетые в зеленые жандармские мундиры, правда, изрядно пообтрепавшиеся после долгой осады. Они остановились, моргая от чересчур яркого света. Абби