– Ничего не сделала, так же как и ты. Жаль только, сидеть вы будете в разных камерах.

Пруди хихикнула:

– Шутить изволите, сударь?

– Шутить изволили вы оба, – сказал Росс. – Прошлой ночью и еще пятьдесят дней до этого.

– Вы не можете посадить нас за то, что мы маленько выпили, – возмутился Джуд. – Нет такого закона. Это неправильно. И несправедливо. Так с друзьями не поступают. Не говоря уже о том, сколько мы для вас сделали.

– Вы – слуги моего отца. Когда он умер, вас оставили здесь, чтобы вы за всем присматривали.

– Так мы и присматривали.

– Да ну? Что ж, можете получить по гинее за каждое засеянное поле, которое не заросло сорняками. И за каждые вовремя отремонтированные амбар или конюшню. Да у вас даже яблоки в саду гниют на земле, потому что кое-кто поленился их собрать…

– Кто ж виноват, что лето выдалось плохое. А яблоки осы жрали, вот они и сгнили. Ну прям напасть какая-то. Что сделаешь с яблоком, если в нем оса? Ничего. Остается только прибить осу и съесть яблоко. А много ли могут съесть два человека?

– А я так вообще однажды чуть осу не проглотила, – вставила Пруди. – Жую себе яблоко с умным видом, и тут – раз, она мне между зубов и попала. Слышу: жужжит. Голову-то ее мне не видать было. Только зад, огромный такой, с овечий хвост. Лапками шевелит и полосатая вся, прям как тот флаг. А не услышь я ее…

– Попадет одна такая в глотку, – мрачно добавил Джуд, – ужалит – и конец человеку.

– Вы горазды только отговорки искать, – сказал Росс. – А в остальном ленивые, словно свиньи, которые еле-еле из своего хлева выползают.

Пруди высморкалась в край передника.

Сердце Росса дрогнуло. В свое время он сам наслушался оскорблений от директора школы, а потом еще и в армии хлебнул лиха. С другой стороны, не следовало забывать, с кем он разговаривает.

– Подозреваю, что сменять урожай на дешевый джин – плевое дело. Что ж, и за меньшие прегрешения на виселицу отправляют.

– Мы думали… ходили слухи… – Джуд прикусил губу. – Люди болтали, что…

– Что я погиб? И кто же это говорил?

– Да все говорили, – мрачно ответила Пруди.

– А я вот услышал об этом только в родных краях. Признавайтесь, вы слухи распустили?

– Нет-нет, это не мы. Как можно! Да если бы вы только знали, как мы с этими слухами боролись, так наверняка бы нам спасибо сказали, – принялся оправдываться Джуд. – Я всем говорил: враки все это. Так прямо и заявлял: быть того не может, я сам ни в жисть в такое не поверю. Вот и Пруди может подтвердить. Никогда мы этим глупым сплетням не верили, правда, Пруди?

– Видит Бог, никогда!

– Мой дядя всегда считал вас бездельниками и паразитами. Думаю, он меня поддержит, если я захочу упечь вас за решетку.

Пэйнтеры пытались изворачиваться, они были одновременно обижены и напуганы. Молодой хозяин не понимал их трудностей, а у них самих не хватало слов, чтобы толком все объяснить. Если сперва эти двое и чувствовали в чем-то свою вину, то она уже давно потонула в их сбивчивых объяснениях, и теперь они злились из-за того, что на них валят все грехи. Это казалось несправедливым, ибо на все, что они сделали или чего не сделали, у Пэйнтеров, по их мнению, имелись свои причины.

– У нас только четыре пары рук, – выдал Джуд.

Но Росс не был расположен шутить.

– В этом году в тюрьме свирепствует лихорадка, так что нехватка дешевого джина будет для вас наименьшим из испытаний.

С этими словами он развернулся и зашагал прочь, оставив слуг наедине с их страхами.

2

В полумраке конюшни постоялого двора «Красный лев» Россу показалось, что у его кобылы поврежден сустав, но, осмотрев ее еще раз при свете дня, он понял, что причина хромоты – скверная работа кузнеца. Подкова была слишком короткой и узкой.

На следующий день Росс на почти полностью ослепшем Рамуте отправился в Труро, намереваясь сторговаться с хозяином «Красного льва».

Тот сперва сомневался, достаточно ли уже прошло времени, чтобы можно было продавать оставленную в залог лошадь, однако Росс, никогда особенно не чтивший закон, сумел настоять на своем.

Будучи в городе, Росс взял в банке Паско денег и потратил часть своего скудного капитала на двух молодых волов, которых должен был забрать Джуд. Если уж ты решил обрабатывать поля, придется приобрести рабочую скотину.

Сделав еще кое-какие мелкие приобретения, Полдарк перекинул свои покупки через седло и около часа дня уже вернулся домой, где обнаружил ожидавшую его Верити. В первую секунду Росс принял ее за Элизабет, и сердце у него чуть не выпрыгнуло из груди.

– Ты меня совсем позабыл, кузен, – сказала Верити. – И вот я здесь, жду тебя. Причем уже сорок с лишним минут.

Росс поцеловал Верити в щеку.

– Надо было прислать записку. Я ездил в Труро. Разве Джуд тебе не объяснил?

– Объяснил и даже предложил садовый стул. Но я испугалась, что он подо мной развалится, и не стала садиться. О Росс, во что превратился твой бедный дом!

Росс оглянулся. Вьюнок почти целиком увил оранжерею, отцвел и уже начинал подгнивать.

– Ничего, все поправимо.

– Мне так стыдно, что мы сюда не заезжали, – призналась Верити. – Что я не заезжала. Эти Пэйнтеры…

– У вас у самих было много дел.

– Да, правда. Вот только теперь, когда урожай собрали, появилось немного свободного времени. Но это не оправдание.

Росс посмотрел на кузину сверху вниз. Хотя бы она осталась прежней – все та же стройная фигурка, распущенные темные волосы и большой рот. Верити пришла из Тренвита без шляпы, в повседневном платье и небрежно наброшенном на плечи серо-голубом плаще.

Они направились в сторону конюшни.

– Я только что купил лошадь, – сообщил Росс. – Ты, наверное, ее уже видела. Старый Сквайр никуда не годится, а Рамут сослепу не замечает камней и рытвин.

– Расскажи мне о своем ранении, – попросила Верити. – Нога еще сильно болит? Когда это случилось?

– О, уже давно. На реке Джеймс. Ерунда.

Верити искоса глянула на кузена.

– Да, ты же у нас не из тех, кто демонстрирует свою боль.

– А вот и лошадка, – сказал Росс. – Заплатил за нее двадцать пять гиней. Как по-твоему, выгодная сделка?

– А разве она, – Верити запнулась, – разве она не хромая? Фрэнсис говорит, что… якобы у нее правая нога…

– Заживет быстрее моей. Эх, вот бы каждую рану можно было исцелить, просто сменив сапоги.

– А как ее зовут?

– Этого никто не знает. Специально тебя ждал, чтобы выбрать имя.

Верити откинула назад волосы и прищурила один глаз: