Наконец-то ты нашла себе партию, мама, думала Ирис, стоя перед ним. Ты так привередничала, никто тебя не устраивал после папы, который и сам-то не вполне тебе подходил, после его смерти ты только и делала, что его обвиняла. Быть может, это наша горькая месть тебе за твою гордость и упрямство.

С другой стороны, напомнила она себе, сколько приводили сиделок – мать всех выгнала, пока один из ее братьев не предложил попробовать мужчину, и, ко всеобщему удивлению, эта безнадежная затея удалась: мать привязалась к преданному и доброму Прашанту так, как никогда ни к кому не привязывалась.

– Ого, мама грустный, ты не приходить! – заявил он с порога. – Сейчас обрадовался мама, Ирис пришел!

Ей трудно удержаться, чтобы не поправить его:

– Ирис пришла, Прашант, мама обрадовалась, мама – женщина, а не мужчина.

Но, возможно, в его словах есть доля правды, думала она, приближаясь к матери, сидевшей в гостиной перед телевизором, который показывал без звука индийский фильм. Несомненно, она выглядит совершенно как мужчина, с короткими седыми волосами, сухощавой фигурой, плоской грудью. Мама всегда была немного мужеподобной, а в старости, когда годы размывают такие различия, мужское начало восторжествовало в ней над женским. «Ну а я? – Она украдкой глянула в зеркало в прихожей. – Он ведь и ко мне обращается в мужском роде». Ее бледное отражение посмотрело на нее неодобрительно, годы пренебрежения внешностью оставили свой след, но еще не слишком поздно, еще можно отрастить и покрасить волосы, похудеть, сделать макияж, подчеркнуть большие светлые глаза, которые она унаследовала от отца, так непохожие на узенькие карие глазки, которые вперились в нее сейчас.

– Добро пожаловать! – громовым голосом провозгласила мать, и она ответила: «Добрый день!» – смущенная торжественностью тона, явно предназначенного для посторонних. – Входи, садись! Сколько лет мы уже не видались? Как твои дела, вы все еще в Америке? Приехали погостить на родине? – спросила она с неподдельным интересом, и Ирис смотрела на нее в отчаянии, пытаясь определить, какую роль отвело ей воображение матери на этот раз. Иногда она соглашалась принять навязанную роль, отказываясь от возражений – от них толку все равно ноль, зато есть шанс что-то узнать о том, что творится у матери в голове. Но сейчас Ирис хотелось быть собой, дочерью, хотелось вновь разделить с матерью воспоминания о мрачных временах. Поэтому она решительно возразила:

– Брось, мама! Мы живем не в Америке, мы живем в Иерусалиме, недалеко от тебя, и мы с тобой встречались всего две недели назад. Послушай, мама, я должна тебе что-то рассказать! Ты не поверишь, кого я видела сегодня!

На это мать внезапно разразилась смехом.

– Ты не поверишь, кого я видела! – Она поманила Ирис рукой: – Я видела Прашанта, и он снова сделал мне предложение! Что ты на это скажешь? – Она самодовольно рассмеялась и процитировала книгу Бытия: – Мне ли, состарившись, иметь сие утешение!

– Поздравляю, – вздохнула Ирис, рассеянно глядя в телевизор: в индийском фильме, похоже, в этот момент тоже происходило предложение руки и сердца.

Какие ужасные вещи подкарауливают нас, коверкая конец жизни! Не так давно, в минуту редкого прояснения, мать сказала ей:

– Вы бросили меня, и пустое пространство захватили странные создания, они почувствовали, что вокруг меня пустое пространство, и проникли внутрь.

А она поспешно ответила:

– Мы не тебя бросили, мама, мы только покинули этот дом. Ну послушай, это жизнь. Вот ведь и Альма больше не живет дома.

При мысли об Альме ее снова охватила тревога. Да, Альма ушла из дома и идет по этой жизни одна. Что она там видит на этом своем пути? Она так мало рассказывает, а им удобно предполагать, что раз она не выходит на связь, значит, все у нее в порядке. Главное – ей хорошо, уговаривала себя Ирис, это важнее, чем ее отношения с нами. Но правда ли ей хорошо?

Сама она никогда не решалась на подобный разрыв с матерью, несмотря на мрачные предчувствия. Сегодня это называется «парентификация» – когда ребенок берет на себя заботу о своей семье. А тогда называлось «бедная девочка». Сирота – отец погиб, когда ей было четыре года, – и девочке приходится помогать маме растить близнецов, родившихся после его смерти. Сегодня для многих женщин настолько естественно растить детей без отцов, что иногда кажется, будто мужчины превратились в лишнее бремя. Но в те дни отец был рыцарем, защитником семьи, ее опорой. Семья без отца была как дом без двери.

Ирис помнила, как упивалась словом «папа», когда родила Альму. «Скоро папа придет», «вот пришел папа», – сообщала она малышке, которая еще ничего не понимала. Может, потому-то она и поторопилась выйти замуж и забеременеть? Чтобы наслаждаться тем, что у девочки есть папа, что малышке не придется завидовать другим детям, как завидовали ее братья-близнецы, не придется просить электрика, который пришел починить проводку, научить ее играть в шахматы. В те годы Ирис казалось, что папа – это все, что нужно маленькой девочке для счастья, но она, должно быть, ошибалась: дочь большую часть времени оставалась напряженной и беспокойной, хотя у нее был отец, и только сейчас, когда она оказалась вдали от них обоих, ей, похоже, полегчало.

– Мама, послушай, – Ирис снова обратилась к старухе, с интересом наблюдающей за бурным развитием событий на телевизионном экране. Неужели брачное обещание было нарушено, раз будущая невеста всхлипывает?

Но на этот раз Ирис отступать не собиралась. Должен же быть какой-то способ хоть на миг вернуть мать если не в сегодняшний день, то, по крайней мере, в прошлое! Она подошла поближе. От матери шел резкий запах, словно ее выкупали в хлорке.

– Мам, ты не поверишь, кого я сегодня видела! – крикнула Ирис ей в самое ухо. – Эйтана Розенфельда! Ты помнишь Эйтана?

– Конечно, я помню этого негодяя, – торжествующе объявила мать, с неожиданной легкостью отрываясь от экрана. – Его и его мать-негодяйку! Недавно я встретила ее в поликлинике. Она хвасталась, что он стал знаменитым врачом, и жена у него – врач, и у них трое детей. Но я не позволила ей выставляться передо мной, я сразу же сказала ей, что моя дочь – директор школы: «А вы знаете, что моя Ирис уже является директором школы, или эти новости еще не дошли до вас в Америке?»

– О чем ты говоришь! Его мать умерла почти тридцать лет назад, – возразила Ирис слабым голосом. – Ты не могла ее встретить!

И все же мать, видимо, встречала кого-то, кто знал Эйтана, ведь в этом нагромождении