Когда батюшка начал читать молитвы перед погребением, то внезапно запнулся, побледнел, трижды осенил себя крестным знамением, после чего закрыл-открыл глаза и только прокашлявшись продолжил. Со стороны это выглядело так, словно ему на минуту стало плохо, например, голова закружилась, но Вася и сам побелел, взглянув на Ольгу. Он готов был поклясться, что выражение её лица изменилось, стало жёстким, потеряло всякое благодушие, губы больше изображали злость и презрение, чем улыбку. Она словно смотрела сквозь веки прямо в глаза священнику, явно его ненавидя.

Василий протёр глаза, осмотрел присутствующих, кроме него и батюшки больше никому ничего не казалось. Пришлось успокаивать себя переутомлённостью и нервами, но осадочек остался, и Василий всё же подошёл к священнику после службы. Тот отнекивался как мог, но после признаний Василия всё же сдался.

– Посмотрела она на меня. Глаза свои мёртвые открыла и зло так на меня посмотрела, словно молитвы ей боль причиняют.

– Разве подобное возможно?

– Нет, конечно! Показалось мне. Голова закружилась, вот и мерещится всякое. Давление упало и сахар упал, покушать надо.

«И у меня сахар упал?», – спросил сам себя Василий, но больше тревожить батюшку не стал.

На пятый день, вечером, прихватив с собой Пашу, они выехали осмотреться. Покататься по району, съездить до хутора, обозреть окрестности, так сказать. В процессе обнаружилась повышенная активность полиции. Один автомобиль ДПС стоял на съезде с трассы, перед хутором, второй катался по дороге в посёлок, с другой стороны. Сам хутор был сильно растянут вдоль Талой, и представлял собой островки из жилых домов и развалин по берегу. Часть жителей побросали свои хатки ещё в 90-е и сейчас они были наполовину разрушены, часть просто забросили ненужные им постройки, живя и работая в городе. Зияла руинами и старая ферма, с которой вывезли всё, что можно было. Хорошо сохранились «совхозные» домики, всё же капитальные постройки, относительно новые, новостройки тоже имелись, ну и хатки, из тех кому жильё в посёлке было не по карману или кто доживал свой век. В последнее время многие покупали там жильё, так как стоило оно копейки.

В общем, хутор представлял из себя километра четыре разрозненных построек вдоль реки да на холмах.

Периодически появлялся и УАЗик ППС, с четырьмя вооружёнными до зубов бойцами. В самом посёлке катались ещё два патруля: один крутился вокруг мебельного цеха и кладбища, второй колесил по «огородам» на Ленина.

– Неплохо они здесь окопались! Что делать будем? – удивился Иван.

– Через такой кордон не просто будет Дане прорываться. Похоже, его песенка спета.

– Так что, расходимся?

– Никто никуда не расходится! Стоямба! – Вася достал смартфон и открыл карту, над которой все склонились, – Станем здесь. До дороги рукой подать, на развалины залезем, далеко видно будет и кто от реки пойдёт, не должны пропустить.

– Машину можно здесь поставить, – посоветовал Паша, – тогда ещё больше захватим.

– Ну да, а если что, бежать за этой машиной полчаса? – Семёну идея не понравилась.

– Сотовый зачем? Позвонил и жди, через три минуты подъедут.

Василий покачал головой.

– Дурная идея, разделяться. Я видел, как он врача загрыз. Не уверен, что два человека его остановят.

– С таким оружием, остановим, – Иван стукнул дубинкой по креслу «Патриота».

Идти на сумасшедшего без оружия никому не хотелось, после того, что он в больнице устроил. У Семёна была двустволка, но кто же из стоящего на учёте оружия стрелять будет? Дадут как за нормального. В небольшой отрезок стальной трубы забили песок, заварили, изолентой обмотали – готово. Дёшево, сердито, травмоопасно.

– Мы из этого упыря быстро котлету сделаем, – добавил Паша.

Интересно, что здесь собрались все друзья Дани, но идея лупить его обрезком стальной трубы никаких возражений не находила.

Пожалуй, из всех четверых, необходимость насилия смущала только Василия. Он был бы рад, скрути Даню полиция, но Семён жаждал кровавой расправы, и Вася решил, что тот имеет на это право.

Несерьёзное слово из славянской мифологии резануло слух и застряло в сознании. События последних дней перестали быть Броуновским движением и начали выстраиваться в стройный хоровод.

– Упырь? – Вася серьёзным взглядом уставился на Пашу, – Если подумать, так и есть. К Ольге ночами приходил, у неё кровопотеря и дырка в шее…

– Вась, это я к слову. Выражение такое, образное.

– Нет-нет, я серьёзно. Смотри, поведение стало очень странным и скрытным. Вёл себя так, словно никаких друзей у него нет и не было никогда.

– Ну, это не такая уж и странность, – сказал Семён.

– Погоди, Сёма, всё равно, это странно. Хотя бы с предъявами должен был явиться. Таскает на себе ту же одежду, в которой тогда на реке был, не смотря на погоду. К Ольге приходил и всякий раз ей становилось только хуже из-за кровопотери. Плюс, прокол на шее, а теперь Ольга и вовсе умерла. Странно так умерла, не сопротивляясь. Семён, ты же обратил внимание, как он с врачом расправился? Ещё и гроб украл.

– Вась, пургу не неси… – Семён отвернулся.

– Реально думаешь, что он упырь? – улыбнулся Паша.

– Тогда уж вурдалак! – встрял Иван.

– Почему именно вурдалак?

– Я слышал, это слово Пушкин придумал, а Александр Сергеевич был человеком образованным. Если он сказал, что у нас вурдалаки водятся, значит, так оно и есть.

– И что у него там про них?

– Я знаю? – пожал плечами Иван, – Я только про кота помню на цепях и девицу, что обещала богатыря родить.

– «Песни западных славян», – произнёс Вася, – Песнь тринадцатая, вроде. Там в одном куплете вурдалак, а в другом упырь. Трусливый Ваня думал, что кость грызёт вурдалак, который упырь, но это оказалась собака. Если мне не изменяет память.

– Чего сразу я, да ещё и трусливый, совсем оборзели?

– Пушкин так написал, к нему все претензии.

– Встретимся ещё…

– Даже на том свете не смей Александра Сергеевича трогать, понял? Почки отобьём.

– Вы нормальные? – возмутился Семён, – Хорош чушь нести. Поехали, жратвы наберём на ночь, стемнеет скоро.

Поехали, но Иван не унимался:

– Я так и не понял, у Пушкина, вурдалак был или упырь?

– Вурдалак, – ответил Вася, – Непосредственно сам объект предполагаемого шума он совершенно чётко называет вурдалаком, а упырь, это мысленный образ Ивана. Думаю, он его ввёл только для того, чтобы читатель понимал о каком создании идёт речь.

– Вот как. Стало быть, есть какая-то разница?

– Просто языковые различия, скорее всего, – предположил Паша.

– Не вдаваясь в подробности фольклора, упырь – бездушная тварь, которая встаёт из могилы по ночам и пьёт человеческую кровь. При этом, наличие разума и каких-то навыков коммуникации не обязательны. Можно использовать как обобщённое понятие