– Слышь, Мороз! – окликнули меня. Вот же, блин, фамилия у меня, да? Везде одна и та же погремуха.

– Чего? – ответил я. Мы сидели после трудового дня и отдыхали. Немцы сегодня сухарей мешок дали, но похлебку зажали. Я сидел и старательно пытался размочить во рту сухарь, зубов-то мало. Припрятал себе пару горстей на будущее. Хотя, думаю, съем я их уже сегодня. Жрать-то хочется. Вода еще эта… Пьем дождевую, когда сухо, немчура дает пару ведер набрать из колодца. Вчера вот лил полдня, так хоть помылись, пока шли с работы. А что? Тепло сейчас еще, а после активной работы так даже жарко. Прямо на ходу снимали с себя одежду и под дождем растирались. Хоть так, а то живность-то совсем достала. Жрут, суки, гребаные вши, надоели до жути.

– Сашка, когда побежал, видел, кто в него стрелял? – Я кивнул. – Этот у них прям чемпион. Иногда в лесу стреляют, по бутылкам, этот лучше всех. – Я вновь кивнул, показывая, что принял информацию.

Мы постоянно делимся наблюдениями, мало ли пригодится. Да, о контингенте немного. Самый старший тут старшина. Мужик из обоза санитарного батальона, взяли при отходе, у него даже оружия не было. Пятьдесят годов мужику, какой из него вояка. Весь такой уставший и больной, думаю, долго не протянет он здесь. На работы его не водят, максимум метелку дают, дорожки мести. Остальные… Да все разные. В основном пехтура, пара пушкарей была, подносчики. От восемнадцати до сорока. Старшина один такой старый был.

Все думал, заточку бы какую сделать, железки иногда попадаются под ноги, можно найти, так фрицы постоянно шмонают. Идем с работы, выстроят, и полный шмон. Не пронести ничего. Насчет оружия была идейка, пока наблюдаю и делаю выводы. Главное, заставить себя немного потерпеть. Хоть и понимаю, что валить надо, пока есть силы, но наобум тоже идти неправильно.

В конце сентября я предпринял первую попытку. Дурак! Решил все же свалить по пути, не вышло…

Бежалось довольно легко, прыти было хоть отбавляй, прибавляло сил чувство близкой свободы. Но собачки оказались быстрее. Все бы ничего, если бы одна, но фрицы пустили двух. Итог печален. Пробежал я метров триста, уже на входе в лес меня нагнала собака. Как и говорил, была бы одна… Били меня немцы за порванную собаку долго. Суки, всерьез так воспитывали. Мелькнуло даже, лучше бы пристрелили. Да-да, собачку я их порвал. Просто, когда она кинулась, я успел подставить руку, левую, а когда псина вцепилась, правой со все дури дал ей в нос. Как собачка заскулила… Но я не дал ей мучиться, быстро взялся за челюсти, она в это время терла больное место, и рванул. Скулеж быстро кончился, силы у меня хватило такое сделать. Но я не успел среагировать на вторую псину. Та впилась в ногу так, что я взвыл и упал. А когда пинками свободной ноги удалось, наконец, освободиться, собака-то не железная, да и попал ей, видимо, удачно куда-то в морду, мне в грудь прилетел затыльник приклада.

«Догнали…» – мелькнуло в голове, но я не вырубился.

Месили знатно. Я проклинал себя за такую тупую попытку. Теперь за мной будет усилен надзор, если не забьют.

– Уй, суки! – провыл я. Попали в пах, и я, наконец, отключился. Сколько охрана еще так развлекалась, не знаю, но очнулся, когда меня тащили другие пленные по дороге в лагерь. Странно, что не грохнули, очень странно. Я понял одно, что в следующий раз такого уже не будет.

В лагере меня не оставили в покое и потащили к начальнику. Это была та еще сука. Жирный ублюдок, в очках, с усиками этими дебильными под фюрера, издевался как мог. Он попросил четырех охранников подержать меня и затушил мне об щеку сигарету. Было очень больно. Ощущения, как от пули, только там быстро эта начальная боль уходит, меняясь на ту, что начинается внутри тела, а тут… Ожоги – это очень больно и страшно. Ревел я так, что, казалось, готов руки себе вырвать, чтобы освободиться от захвата. Но держали очень крепко.

После нескольких пинков, один из которых заставил меня крутиться и ползать по полу кабинета начальника, был особенно болючим. Мне второй раз за день прилетело между ног. Как это больно… Не передать. Мне и после того, как очнулся, уже казалось, что там все опухло, а уж теперь…

– Я все понял, господин начальник, я все понял! – заорал я, не выдержав. В голове так и стучало, я больше так не поступлю. Так не поступлю. Я сделаю все умнее!

Отлежаться почти не дали. Спасло немного то, что между ног все и правда опухло, думал, писец, больше у меня яиц нет, но пощадили все же. Три дня не трогали, и то хлеб. Ребята поделились хавкой, а то тем, кто не работал, вообще почти не дают. Через три дня опухоль не спала, но боль притупилась, стало легче, и меня выгнали на работу. В лес больше не водили, всучили метлу, и целый день мел дорожки, больше создавая видимость работы. Надо же было показать, как мне плохо.

Еще через неделю меня вызвали к начальнику, где тот подробно объяснил, почему меня не пристрелили.

– Ты поступил очень нагло, когда воспользовался нашим госпиталем. Нас попросили продлить тебе мучения перед тем, как ты сдохнешь, только поэтому ты еще жив, – а я-то думал, фрау попросила из жалости, а тут… Да они, наоборот, считали, что лагерь причинит больше вреда, это значит, хотели, чтобы я помучался. Ну что ж, ладно!

На дворе конец октября, погода пока радует, дождей мало, но уже заметно менее приятно находиться постоянно на воздухе. Ушибы прошли, немного болели рука и нога, которую покусала собака, но благо порвать та ничего не успела, просто вцепилась, прокусив, так что небольшая хромота да чешется постоянно, но не болит. Каждый день делал примочки мочой, оторвал все карманы на форме и прикладывал. На вонь в бараке никто не жаловался, здесь вообще такой дух стоит, что хоть стой, хоть падай. Я еще в самом начале думал, чего дырки в крыше не заделывают, а потом дошло. Задохнемся на фиг.

Буча, что я поднял, немного улеглась, я вновь хожу со всеми на лесозаготовки. Этому помог еще и случай побега одного бойца, вот от меня пока и отцепились.

За то время, что я тут, ни разу не было нападения партизан. А я, надо признаться, на это всерьез рассчитывал. Все же, раз делают просеки возле железки, значит, бывали случаи? Но так и не дождавшись, решил все же пробовать уйти сам, во второй раз. Нужно торопиться, а то скоро снегу навалит, и будет уже труднее что-либо сделать. Вот и готовился. Сейчас как раз делаю последние приготовления. Приметил местечко, где попытаюсь «соскочить», уж больно удобное. Метров сто от железной дороги, еще не лес, но уже прилично густой подлесок. Охраны в зоне досягаемости, три солдата с винтовками. Стрелять немцы умеют хорошо, успел убедиться. Как раз неделю назад именно тут парнишка «сорвался», но поступил неправильно. Без оружия не свалить, это точно. Немец положил его одним выстрелом, буквально через двадцать секунд. Нет, я буду делать по-другому. Во-первых, нужно оружие, а оно, я думаю, у меня будет. А во-вторых… А во-вторых, я устрою панику, ломанусь я не один, тогда и будет шанс. Вообще, нашу бригаду из двадцати пяти человек охраняют восемь солдат. Есть еще мотоцикл, ага, на нем пулемет. Но он всегда остается возле насыпи, к лесу ему не проехать, а стрелять оттуда он может сколько угодно, трудно будет пулеметчику. Я в этом убедился, когда тот паренек сиганул. Пулеметчик даже не начал стрелять, ему оттуда банально неудобно это делать.