Все эти мысли пролетели в моем сознании, пока я заполняла анкетную часть протокола, а Вальев Антон неподвижно и, сгорбившись, сидел на стуле напротив меня, замкнув ключом кисти рук и уткнувшись взглядом в какую-то одну точку в углу кабинета.

Я понимала, что мне надо вывести свидетеля из его состояния психологического ступора, поэтому допрос начала жестко («клин клином вышибают»):

– Вам принадлежит ружье, из которого были убиты супруги Ивановы, ранена Вальева Екатерина, жена Вашего брата, и из которого покончил с собой ваш брат – Вальев Валерий?

Антон кивнул.

– Где Вы храните ружье, и как оно попало в руки Валерия? – продолжала я на прежней жесткой ноте.

– Я знаю все правила хранения: сейф, замок… – как-то заученно и спокойно начал отвечать Антон на мои вопросы, – и у меня все это есть. Ну, в смысле специально оборудованный шкаф, он всегда на замке, а ключ – при мне, но в тот день, почистив ружье, я торопился и оставил его в углу комнаты. Думал вечером в шкаф поставлю. А вечером друзья в гости зашли. Мы сели, выпили. Повод был – у одного из них сын родился, вот друг и проставлялся… Валерки дома не было в это время. Он пришел поздно, около двенадцати ночи, а может и позже, точно не помню. Присоединился к нам, но пил как-то отчаянно и больше всех. Я пытался его ограничить, а он только больше злился и все равно пил много. А потом вдруг встал и ушел. Я спросил, куда, но он не ответил, только дверью хлопнул так, что стекла в окнах задрожали. Тут и я разозлился. Подумал, что я ему нянька? Сколько можно его опекать, убеждать, уговаривать? Пусть делает, что хочет! Если бы я тогда знал, что он задумал…

– Вы хотите сказать, что не видели, как и когда Валерий взял ружье?

– Нет, – твердо ответил Антон.

– А когда обнаружили пропажу?

– Нет, это не я обнаружил… Ваши сотрудники наутро, когда меня в баре задержали, все мне рассказали, и про ружье тоже.

– Вы сказали, что брат много пил на вашем с друзьями застолье. А вообще, как у него с этим делом?

Антон понял мой вопрос и при ответе как-то замялся:

– Да, как у многих… Бывает, что срывается… Просто последнее время он ходил какой-то злой и угрюмый, может, поэтому много пил, а в тот день вообще как будто никакой грани не видел.

– «Последнее время» – это какой период? – уточнила я.

– После того, как они с Катей разошлись, – немного подумав, Антон добавил, – два месяца, кажется.

– А они действительно разошлись?

– Официально – нет, но сходиться не собирались. Во всяком случае, Катя настаивала на разводе.

– Почему они разошлись? – любопытствовала я о личном.

Антон пожал плечами, немного подумал, как будто размышлял, говорить или не стоит.

– Не знаю… – его ответ был более кратким, чем размышления над ним.

– Причина того, что Валерий много пил в их с Катей отношениях? – продолжала я начатую тему.

– Думаю, да, – Антон сильнее сжал руки.

– Что было после ухода Вашего брата? Вы продолжали сидеть с друзьями? – вернулась я к той злополучной ночи.

– Да, но настроение уже было испорчено, поэтому мы посидели еще немного и вскоре друзья собрались уходить. Я не стал их останавливать, – вздохнул Антон.

– Во сколько ушли Ваши друзья и что делали дальше Вы? Почему вас нашли наши сотрудники в баре?

– Друзья ушли где-то в половине второго ночи, а я… убрал со стола, перемыл посуду, но оставаться дома один не мог. Какое-то предчувствие терзало… Пошел в бар «Прохлада», это недалеко от дома и… напился, – Антон опустил голову.

– Во сколько Вы пошли в бар? – меня интересовала хронология.

– В третьем часу… Точно не помню, – он отвечал, не глядя на меня.

– У Вас не возникло желание найти брата? – перешла я от хронологии к сущности.

Антон отрицательно покачал головой и ничего больше не добавил.

– Почему? – решила все-таки уточнить я.

– Он уже взрослый мальчик, а я ему не нянька… Я же уже говорил, что очень разозлился на него.

– Валерий когда-либо интересовался Вашим ружьем? Как он вообще относился к оружию?

– Нет, его никогда не интересовало ни мое ружье, ни какое-либо другое оружие. Даже в детстве… Я еще удивлялся, все-таки он мальчишка, – размышлял Антон.

– Понятно… У меня больше нет к Вам вопросов. Если понадобитесь, я Вас вызову, – закончила я допрос.

– Почему? Разве дело не закроют? – как-то очень натурально и быстро выразил Антон свое удивление.

Я решила не менять своего жесткого тона:

– О результатах расследования Вас уведомят. Но… я посоветовала бы Вам также задуматься над другим. Над тем, что Вам лично грозит административная ответственность за ненадлежащее хранение охотничьего ружья.

– Да… – ответ Антона был растерянным и кротким.

Мне стало жаль его и стыдно за свой резкий тон. Все-таки у него погиб брат и он, наверняка, корит себя за это ружье. А тут еще я со своими нравоучениями.

Пока Антон подписывал протокол, меня томила какая-то недосказанность. Я мельком заметила, что Антон расписывается левой рукой, и продолжала копаться в своих мыслях. Было ощущение, что я что-то не спросила, какой-то важный вопрос не задала. Я знала себя. Если меня гложут подобные сомнения, то рано или поздно, но вопрос будет сформулирован. Лучше, конечно, чтобы «рано», чем «поздно».

Господи, да что за дело такое: как будто все ясно и в то же время ничего не ясно!

Антон поднялся, я попрощалась с ним уже мягким тоном, сменив гнев на милость, и попросила не уезжать из города надолго. Он ушел, и в кабинете стало непривычно тихо.

Я собирала бумаги допроса в папку и, подняв глаза на задумавшегося любимца женщин Бойко, попросила его:

– Мне думается, что алиби нашего свидетеля надо проверить. Опроси тех друзей, с которыми он выпивал дома и обязательно уточни время, в котором они разошлись. А также в ночном баре надо опросить персонал, по возможности установить посетителей и их опросить: видели ли они Антона, когда он пришел, когда ушел, как себя вел, с кем общался, и так далее.

– АнПална, а не впустую ли мы расходуем время, тратя его на дело, которого нет? Ведь убийцы нет! – от Ваниного недавнего покаянного настроения не осталось и следа. Он возмущался, и я понимала его гнев. Ведь у оперативников в производстве десятки реальных дел, на которые не хватает времени, а тут я, со своими непонятными и необоснованными подозрениями.

– Ванечка, Вы же не Пионер, не первый год работаете, и знаете, как много лишних движений предполагает наша работа. Но они лишние только на первый взгляд, потому что благодаря им мы ищем правильные пути расследования, проверяем версии. В конце концов, пытаемся обезопасить свои головы от меча проверяющих, которые у нас не редки, – я распалялась все сильнее, – Вы же сами это все прекрасно понимаете… Почему я должна напоминать Вам эти азбучные истины?