— Она не понимает. Эд ведь весь жизнью битый. У него папаша был грязный бедняк и ничего ему не дал. И мне не надо было пилить его за доллары на пиво. Он даст мне деньги, когда ребеночек родится. Я сама виновата, что надоела ему с ребеночком сейчас. — Птаха погладила свой живот. — Но я не дам ему убить бэби. Вот я и пошла, значит, как Этель сказала.

— Убить ребенка? — повторила Джей, и ее лицо застыло.

— Мне надо было помнить, что у него был плохой день, поэтому не надо было у него просить денег на ребеночка, на кроватку и, всякое там… Но при чем тут ребеночек? Ведь когда он швырнул меня к стене и стал бить ремнем, он мог его убить!

Джей зажмурилась и молчала до тех пор, пока не почувствовала, что снова может контролировать себя. Мать хочет защитить еще не родившегося ребенка, подумала она.

Птаха продолжала:

— Эд сказал, что простит меня, если я не уйду. А я ушла. Только на время, когда ребенок родится. Эд тоже будет хороший, он ведь полюбит бэби… — Птаха потерла синяк на шее. — Этель сказала, что подержит Эда от меня подальше. Покамест. А я испугалась, что Эд меня найдет и притащит домой за волосы. Он уже притаскивал меня домой за волосы, когда я убежала к маме, а отец сказал, что муж и жена все улаживают между собой сами. Этель велела, чтобы я все Люку сказала. Эд тогда не убьет меня с ребеночком. Если Люк не даст Эду меня домой забрать. Да?

— Люк не даст тебя в обиду. Ты останешься у нас, — ответила Джей.

Забавно, что, зная Люка считанные дни, Джей была абсолютно уверена в своих словах.

Джей знала психологию таких женщин и не стала давать никаких советов, которые Птаха все равно бы не приняла. После ухода Птахи Джей устремила взгляд в темную беззвездную ночь. Не в первый раз она поражалась тому, что некоторые женщины считают насилие нормальной частью брака. Она закрыла глаза, вспоминая, как Птаха оправдывала мужа, словно простив уже синяки и побои.

— Ты в порядке?

Тихий вопрос долетел до нее от дверей комнаты, занимаемой сейчас Птахой.

— А в чем дело?

— Я шел сюда и услышал Птаху. Не помню, чтобы я разрешал ей заходить в эту комнату.

— Так ты подслушивал! — Джей захотела сорвать на ком-нибудь зло. — Вы, ковбои, отвратительны, вы мерзки. — Она словно выплевывала слова. — Бандиты! Таскание жен за волосы для вас, наверное, высшее проявление любви!

— Черт! О'Брайен! — Люк пинком развернул вращающееся кресло, и Джей оказалась к нему лицом.

Вцепившись в подлокотники, она уставилась на него невидящими глазами.

— Не кричи на меня!

— Нет, О'Брайен! — Он достал белый носовой платок из заднего кармана и протянул его Джей. — Утрись…

Джей высморкалась.

— Прекрати мной распоряжаться. — Она высморкалась еще раз. — У меня аллергия на твоих коров! Или твоих ковбоев!

— Эд Паркер не ковбой! — Люк развернул кресло обратно и начал массажировать плечи Джей.

— Этель предупреждала, что эти двое доставят много хлопот, но я не знал, что Эд бьет Птаху, — сказал он. — Отец Птахи Дэн Клейтон всегда бил ее мать. Ив Бейли, наш шериф, предлагал взять его под усиленный надзор, но она отказалась. Говорит, что Дэн не может оправиться после войны в Корее. Птаха с детства видит побои. Думаешь, она извлекла из этого какой-нибудь урок?

— Думаю, да. Когда твой отец бьет мать, ты начинаешь считать, что так и должно быть в семейной жизни. Ко мне в офис приходили забитые женщины и говорили мне: «Значит, такая у меня судьба!» — Она громко высморкалась в носовой платок Люка. — Это неправильно. Не твоя вина, что муж колотит Птаху. И ты не виноват, что не знал об этом. Несчастные жены думают, что сами виноваты, что получают то, что заслужили… Птаха тоже молчала бы, не беспокойся она о ребенке.

Люк большими пальцами массировал ее спину.

— Ты в одном права, — сказал он задумчиво. — Мы совсем не знали друг друга… — Он запнулся. — Обед вчера был замечательный!

Комплимент прозвучал столь неожиданно, что Джей опешила. Она повернулась к Люку и спросила:

— Почему ты не верил, что я умею готовить?

Люк прервал массаж.

— У меня сложилось два твоих образа. Первый — бесполая вешалка для безвкусных рабочих попон, феминистская афиша для карьеристок и импотентов. Второй — чувственная женщина в бледно-голубом шелковом белье, которая сводит меня с ума. — Его пальцы напряглись. — Но никогда я не представлял тебя в фартуке на кухне…

Люк был прав, когда говорил, что его глаза совсем не похожи на агат. Камень холодный, а глаза Люка обжигали, проникая жаром до самого сердца.

Она с трудом заставила себя вернуться к прерванному разговору.

— Дети в нашей семье имели самые разные домашние обязанности. Мы все умеем готовить. Не для гурманов, конечно, но простую, повседневную пищу. Мясо — моя специализация.

Люк присел на краешек письменного стола. Легким движением он поднял на ноги Джей и притянул к себе.

— Я люблю мясо, — промурлыкал он, и его руки легли на ее талию.

Она стояла между его бедер, ей некуда было деть руки, и она сочла за лучшее положить их ему на плечи. Его подбородок находился прямо перед глазами. Год прошел, но язык Джей сохранил память о щекочущем ощущении от вкуса ямочки на подбородке. Соленый, он был соленый, подумала Джей о подбородке и сама не заметила, как произнесла это вслух.

— Я редко пересаливаю бифштекс, — быстро поправилась она. — Я знаю норму…

Люк крепко сжал ее в своих объятиях и внимательно посмотрел ей в глаза.

— Я не могу больше ждать.

— Почему ты так внимательно на меня смотришь?

— Я выбираю местечко для поцелуя.

— Я здесь не для этого, ты забыл? Ты ведь совсем не хочешь целовать меня, ты хочешь…

— Тебя, — пробормотал Люк.

— Мы собрались разводиться, а не в постель…

— Возможно, там до нас дойдет, что развод недоразумение?

— Неужели? — Она попыталась высвободиться. — Прекрати целовать меня!.. Убери же ты руки… Я имею в виду…

— Что ты со мной сделала, О'Брайен? Ты как будто накачала меня наркотиками.

Когда она попросила убрать руки, она имела в виду убрать их с ее груди. Не надо иметь буйную фантазию, чтобы вмиг представить ощущение пальцев на обнаженной коже. Разум из последних сил кричал ей, что Люк не подходит ей, а тело между тем радостно пело совсем другую песню. Кто-то из двоих, разум или Джей, прошептал:

— Физическое влечение. Только и всего. Достаточно. Хватит…

— А вот и не хватит, О'Брайен, — ответил Люк. — Это же так, легкая закуска… А тебе необходимо сбалансированное полноценное питание. Когда мне было десять, — Люк удержал Джей, потому что она попыталась высвободиться, — я объявил маме, что мне надоела ее стряпня. Что мне больше нравятся хот-доги. А она сказала, что, если так, я буду есть только их, сколько угодно. И, независимо от того что ела вся семья, мне давали хот-доги, одни хот-доги. Несколько дней я ел с удовольствием, потом они уже не казались мне такими вкусными, как раньше. Особенно, когда мама готовила что-нибудь очень любимое для остальных. К концу первой недели я еще мог убедить мать, что мне нравится, но к середине второй я проиграл сражение. Я до сих пор смотрю на них с отвращением…