Горячая слеза выкатилась из уголка глаза и побежала по щеке.Ева всхлипнула, но тут же опомнилась, яростно вытерла лицо и заставила себявстать. Раздевшись, она направилась в кухню, где налила себе стакан перцовки,который залпом выпила. Крепкий алкоголь тут же обжег желудок, и Евапочувствовала тошноту. Несмотря на это, она налила себе еще, уже меньше, и,прихватив сосиску, вернулась в холл ожидать приезда милиции, которую вызваласразу, как только Дусик умер.

Ждать пришлось недолго. Не успела Ева доесть сосиску, как вкоридоре раздался топот многочисленных ног. Услышав его через щель в незакрытойдвери, Ева затолкала остатки «трапезы» в рот и вышла на лестничною клетку.

Ментов было трое. Один очень юный, скорее всего, стажер.Второй, напротив, пожилой, усталый, судя по мученической гримасе на постнойфизиономии, предпенсионник. Третий среднего возраста, худощавый, невысокий, стопорщившимися на макушке черными волосами и бармалейскими усами – по первомувпечатлению именно он был самым главным.

– Здас-с-с-сте, – процедил «главный», едвавзглянув на Еву. – Вы труп нашли?

Ева собралась ответить, но тут к ней подскочил стажер ипропищал подростковым тенорком:

– Документики предъявите.

– Не надо пока никаких документиков, – отмахнулсяусатый. – Я эту даму знаю…

– Я тоже, – вякнул милиционерчик ужефальцетом. – Это Ева Шаховская. Певица.

– Она же Ефросинья Эдуардовна Новицкая.

– Откуда вы знаете мое имя? – холодно спросилаЕва.

– Ну как же, Ефросинья Эдуардовна? Неужто вы меня непомните? – Он с деланой обидой вздохнул. – Мы ж с вами не так давнопересекались…

Ева внимательно посмотрела на усатого мента и тут же егоузнала.

– Вы тот следователь, что вел дело об убийстве моейбабки, – несколько удивленно сказала Ева.

– Совершенно верно, – кивнул в ответ усатыймент. – Майор Головин, Станислав Павлович, к вашим услугам.

– Охренеть! – закатила глаза Ева. – В московскойментуре что, кроме вас, следователей нет?

– Почему же? Есть.

– Тогда какого черта приперлись именно вы? Опять вы?Скажете, это совпадение? – Он неопределенно пожал плечами. – Ивообще, с каких пор следователи приезжают на место преступления вместе соперами?

– По-разному приезжают, – мирно парировалГоловин. – Это у кого как получится… Иногда не получается вовсе. Тогда мыполагаемся на составленные операми протоколы… – Неспешно говоря, оносмотрел труп, затем обвел взглядом пол, на который натекла кровавая лужа,стены, кадку с пальмой, что украшала холл. Взгляд его был цепок, предельновнимателен, но говорил он по-прежнему о какой-то ерунде: – Хорошо тут у вас,Ефросинья Эдуардовна. Красиво! А пальма какая замечательная. Живая аль как?

– Меня зовут Ева, – отрезала она. – Я давносменила имя и паспорт, так что документик вам мой понадобится… Предъявить?

– Сначала побеседуем.

– Надеюсь, не здесь?

– Конечно, нет. – Головин указал вытянутой ладоньюна дверь Евиной квартиры. – Пройдемте.

Ева вошла в квартиру первой, следователь за ней. Попав вприхожую, он с интересом осмотрелся.

– Так вот, значит, какие хоромы вы у бабкиотобрали, – хмыкнул Головин, закончив таращиться на антикварную мебель икартины на стенах. – Царское жилье, ничего не скажешь!

– Майор, вы долго будете ваньку валять? – злоспросила Ева. – Допрашивайте меня скорее и валите отсюда. Я устала.

– Что так?

– Только сегодня вернулась с гастролей по Поволжью,дома не была две недели, – соврала она – на самом деле в Москву она тридня назад попала.

– А тут раз – и труп, да?

– Да, – сухо ответила Ева, решив умолчать о том,что в момент ее прихода Дусик был еще жив. – Вопросы по существу будут?

– Давно вы с братом виделись?

– Давно.

– Сколько лет прошло?

– Два года, а то и больше.

– То есть вы хотите сказать, что после того, как ДенисЭдуардович освободился, вы не встречались?

– Именно это я и хочу сказать.

– Почему?

– Что почему?

– Почему не встречалась, брат как-никак?

Ева шумно выдохнула, всем своим видом давая понять, как еезадолбали эти дурацкие вопросы, но все же ответила:

– Он не приходил, да и я встречи не искала.

– Не приходил? – переспросил Головин, наморщивлоб.

– Нет.

– А вот ваша соседка, Амалия Федоровна, утверждаетобратное.

– Кто такая Амалия Федоровна?

– Та бабка, что на месте консьержа сидит.

– Генеральша Астахова? – Ева хмыкнула. – Незнала, что ее Амалией зовут… Так что там она утверждает?

– Что брат не один раз к вам приходил!

– Может, он и приходил, но я с ним ни разу невстречалась, – отрезала Ева.

– Это вы брата убили? – буднично спросил Головин.

– Что-о-о-о?

– Повторяю. Это вы…

– Я никого не убивала! – вскричала Ева, впервыепотеряв самообладание. – Вы что, сдурели, майор? Когда я вошла, он ужебыл… – Она замолчала, шумно выдохнула, стараясь успокоиться, и через парусекунд продолжила привычным ледяным тоном: – Вы думаете, я идиотка? Чтобыгрохнуть брата в собственном подъезде, это ж какой кретинкой надо быть! Ведьясно, что подозрение падет именно на меня!

– Напротив, Ефроси…

– Ева! Меня зовут Ева! Можно без отчества!

– Вот я и говорю, Ева, что считаю вас умнейшейженщиной. – Головин подался вперед и, сощурив свои пронзительные зеленыеглаза, остро посмотрел на собеседницу. – И очень, очень хитрой. Вы похожина героиню Шэрон Стоун из «Основного инстинкта», которая, если вы помните,сразу стала первой подозреваемой, но умудрилась избежать…

– Я смотрела этот фильм, не надо мне пересказывать егосодержание, – прорычала Ева, сдерживаясь из последних сил.

– Это хорошо, значит, вы и без меня помните, чтодамочка копировала описанные собой же убийства. Чикала мужичков ножичком, как вдетективчике, а потом говорила: ну я же не дура, чтобы убивать так же, как…

Головин собирался продолжить фразу, но тут в квартиру,естественно, без стука, ввалился незнакомый Еве опер: тощий, длинный,потрепанный, с лицом, измученным каждодневными возлияниями и тяжестьюментовского бытия. С тоскливой физиономией он подошел к майору и молчапродемонстрировал короткоствольный пистолет, который держал двумя пальцами замушку.