– А за что вас приняли?

– Вадь, ты же понимаешь, – продолжал мягко стелить Данила, – любая информация стоит денег. А такая…

– Сколько?!

Данила пожевал губами, посмотрел на небо, изображая раздумье и открыл рот:

– Боюсь продешевить!

– Две тысячи хватит?

– Вадь…, – в голосе искусителя появились завораживающие, мурлыкающие нотки.

– Три! – Стал набавлять Вадька.

И в это время с другой стороны дома, в калитку раздался стук и послышался голос Кольки.

– Данила…а!

– Черт с тобой еще тыщу и по рукам.

Когда деньги перекочевали в карман к моему приятелю, он повесил развесистую клюкву на ушах Вадьки Дуста.

– Скажешь Наталье Сергеевне, что вы с нею родом из одного места… Ох, дай бог памяти откуда… Во, вспомнил, из «Больших жеребцов».

Больше таких дурных покупателей у нас с Данилой не было. Кольке достались лапти уже за сто рублей. К концу дня мой дружок сумел распродать почти всю коробку, а поток покупателей и не думал иссякать. Мы с ним никак не могли уяснить причину столь прибыльного для нас, лихорадочного ажиотажа. И только когда месяц зацепился острым рогом за трубу на крыше, прояснились невидимые глазу обстоятельства. Оказывается, весь день Настя не слезала с телефона, расписывая подружкам, в новых и новых тонах, и ярких красках, рутинную запись на рядовой эпизод.

Правильно гласит народная мудрость, медные трубы не каждому дано достойно пройти. То ли еще будет. Подумать о чем-либо другом у нас времени не было. Смутные подозрения, вызванные легкой записью на эпизод, никак не могли обрести четкие контуры. На бессознательном уровне, что-то меня беспокоило, а что, я понять не мог.

– Не засоряй мозги, – успокоил меня Данила, – у нас завтра трудный день, надо еще выспаться. Мнительный, ты какой-то стал!

Без пяти минут семь, как штык, мы втроем; Настя, Данила и я, были у подъезда гостиницы и обеспокоено крутили по сторонам головами. Никого. Может быть, мы что-то перепутали? Настя с Данилой остались ждать, а я заглянул в вестибюль. Наши киношники обменивались репликами у стойки портье. Хмурые лица были у них. Какие-то неприятности точно случились. Я слышал, как Князь успокаивал главного режиссера – Михалыча.

– Ничего теперь не поделаешь. Надо было на охраняемую стоянку загонять, а не перед гостиницей ставить.

– Кто же знал, что тут такие умельцы? – рядом, оправдывался каскадер Андрей. – И сигнализация не сработала. Может быть, милиция найдет?

– Хорошо, что хоть застрахован, был, – сказал Князь. – Правда, когда еще ее страховку получишь.

Чужие проблемы, не проблемы. Я не вслушивался, и не понял, о чем идет разговор, своих забот – полон рот и вышел на улицу.

Ровно в семь, из вестибюля гостиницы появилась, помощник режиссера Наталья Сергеевна и похвалила нас троих за пунктуальность:

– Не волнуйтесь, мы скоро. Артисты, в отличие от вас, народ не собранный, всегда опаздывают. Вы хоть и не артисты, но молодцы! Сейчас подойдет автобус, садитесь в него. Реквизитная и операторская группа уже выехали.

– Выходит мы не артисты, а кто же мы? – задала вопрос Настя, когда Наталья Сергеевна покинула нас.

– Молодцы!

– Ты не тот вопрос задаешь! – перебил ее Данила.

– А какой надо?

– Почему нас только обедом будут кормить, а где завтрак и ужин? Зажилили! – возмутился он.

– Фи! – брезгливо отвернулось от него Настя, – Люди искусства, о жратве не упоминают, это моветон.

– Будет тебе сейчас моветон, – съехидничал Данила, – посадят тебя с кружкой на паперти милостыню собирать, посмотрю я, как ты запоешь, что будешь просить?

– Как просить?

– А так! – и он жалобным голоском заскулил, – «Подайте Христа ради, сиротинушке». А мы с Максом мимо тебя пройдем и кинем тебе… не думай не рубли и не гривенники, а остатки недоеденного пирога с…с…вязигой, а ты должна будешь нам низко кланяться, и пирог к груди прижимать, раз приперлась на съемки в одеянии побирушки. – Данила захохотал. – Нам скоро сапоги новые выдадут, вот, а ты в лаптях. О господи, сельпо-матушка!

Промолчал хитрец, мой дружок, что распродал дома все, что только мог, в том числе и какие-то допотопные порты доставшиеся ему от деда. Настя была во вчерашнем одеянии, а мы с Данилой как обычно, кроссовки, майка, шорты. К ночи мы распрощались абсолютно со всем, кроме булавы. Вот сейчас Данила и держал ее в руках. А в нашем, бредовом одеянии сегодня должна была щеголять Колькина кампания. Хотел бы я на них глянуть, когда они соберутся вместе – лаптежники. Коробку из-под телевизора, целую коробку лаптей мы вчера торганули.

Настя приняла на свой счет ухмылку Данилы и заявление насчет сельпо. Честное слово он бы с нею подрался, но в это время подъехал автобус с милиционерами. Из него вылез водитель и стал по сторонам крутить головой.

– Сказали, артисты нас ждут здесь, а никого нету.

– Мы тута, мы тута, – как петух тут же встрепенулся мой дружок и постучал по запястью с несуществующими часами. – Опаздываете, господа!

– Ах ты, какой строгий командир нашелся, – засмеялись в автобусе.

Однако Данила не поддержал их шутку и когда мы расселись на свободные сидения, серьезным тоном сказал:

– Не ожидал, не ожидал! Обещали мне охрану выделить, но чтобы такую большую… Это перебор.

В автобусе снова засмеялись. А мой дружок сохранял невозмутимый вид. – Дорогу знаете?

– Знаем! На дальний конец озера.

– Тогда поехали, чего ждете.

– Ты кто же будешь, чтобы тебя охранять? – белозубо улыбаясь, спросил веселый лейтенант.

Данила встал впереди, в проходе между сиденьями, повернувшись лицом к остальным, молодым и жизнерадостным блюстителям порядка.

– Я князь, а вот вы будете мои подданные. Счас приедем, кого куда захочу, того туда и определю. Кого, конюхом на конюшню, кого дружинником себе в охрану.

– А меня? – смеясь, спросил все тот же веселый лейтенант.

– А тебя в мужики, сено косить, разболтался много.

В автобусе снова засмеялись.

– А можно на поварню?

– Нельзя! Обед дело серьезное, а ты не ответственный человек, у тебя или подгорит, или пересолишь. – Раздался новый смех. Похоже было, что мой дружок Данила пришелся по душе молодому милицейскому коллективу. Он продолжал: – но если ты не хочешь косить сено, как приедем, я могу тебя испытать и повысить в звании, будешь старшим над всеми ними.

В автобусе не прерывался хохот.

– Ой, не надо!

– В генералы его сразу!