Мне также вручили приятный маленький подарок от Королевской футбольной ассоциации Нидерландов, KNVB, главного футбольного органа Нидерландов. В Голландии трансферное окно закрывалось в июле, тогда как в Испании оно оставалось открытым до конца августа. Так что KNVB отказалась выдать мне разрешение, и мне пришлось прождать два месяца, прежде чем «Барселона» смогла задействовать меня в официальных матчах. А посему было принято решение организовать товарищеские матчи, чтобы у болельщиков была хотя бы возможность увидеть меня в деле. Матчи имели громадный успех. Каждая игра собирала аншлаги, и всего за три игры клубу удалось отбить деньги, потраченные на мой трансфер.

Разумеется, KNVB была недовольна фактом организации товарищеских матчей, но в ответ я пригрозил им уходом из национальной сборной. Приближался чемпионат мира в Германии, решающий матч квалификации против Бельгии был назначен на ноябрь, а до него сборная должна была провести ещё несколько международных товарищеских матчей. Я сказал руководству Ассоциации, что без необходимой игровой практики не смогу подготовиться к выступлению за «Оранье». Как можно ожидать высокого уровня игры от того, кого ты сам заставил два месяца маяться без дела?

Я оказал на них давление, и это принесло плоды: 5 сентября 1973 года я дебютировал за «Барселону» в товарищеском матче против «Серкль Брюгге». Игра завершилась со счётом 6:0, я забил трижды, и внезапно все заключили, что побившая мировой рекорд сумма моего трансфера была вполне обоснованной. После этого мы провели ещё три товарищеские встречи – против «Кикерс», «Арсенала» и «Оренсе» – и выиграли их все. На поверхности всё было хорошо и гладко, но эти результаты оказали куда больший эффект в связи с тем, что «Барселона» удручающе стартовала в чемпионате. Ко времени моего дебюта в Ла Лиге, пришедшегося на домашний матч против «Гранады» 28 октября, команда одержала лишь одну победу и увязла где-то в хвосте таблицы.

К счастью, игра с «Гранадой» стала переломным моментом. Матч завершился со счётом 4:0, я забил дважды, и после этого мы не потерпели ни единого поражения, а в конце сезона стали чемпионами с восьмиочковым отрывом. Тот сезон я провёл на высоком уровне. Энтузиазм, охвативший весь клуб изнутри, был очень вдохновляющим, но в то же время я чётко осознал, что с каждым последующим годом планка требований всё повышалась и повышалась. Впрочем, я считал, что до тех пор, пока буду выступать хорошо, всё будет в порядке. Однако с самого начала моего пребывания в Барселоне постоянно происходило что-то странное. Ничто не шло по плану. Взять хотя бы рождение моего сына Жорди в 1974 году. Данни должна была рожать 17 февраля, но на этот день был запланирован выездной матч с мадридским «Реалом». Вот только дело было в том, что мы решили, что местом рождения третьего ребёнка будет Амстердам, как и в случае с Шанталь и Сусилой, более того, мы даже хотели, чтобы роды принимал тот же гинеколог и чтобы он так же сделал кесарево. А я хотел присутствовать, как это было в случае с рождением дочерей.

Насколько я знаю, это было наиболее естественным желанием, какое только могло появиться, но казалось, что все люди у меня за спиной страшно запаниковали. В итоге Ринус Михелс стал интересоваться, нет ли возможности ускорить роды и сделать операцию на неделю раньше. Уверен, что он наверняка уже пообщался с каким-нибудь доктором на этот счёт без моего ведома. Как бы то ни было, мы с Данни дали своё согласие, и Жорди родился 9 февраля, а неделю спустя я сыграл в Мадриде. Но и это обернулось проблемами, так как Данни пришлось восстанавливаться после кесарева целых десять дней и только потом возвращаться домой. Так что после игры с «Реалом», завершившейся нашей победой 5:0, я сразу вылетел в Нидерланды, чтобы повидать Данни, пока в Каталонии все пребывали на седьмом небе от счастья.

Когда мы приземлились в аэропорту Барселоны спустя несколько дней уже с новорождённым малышом, нас ждал ещё один шумный приём, так как болельщики всё ещё не закончили праздновать победу. Тот результат на «Бернабеу» оказал невероятный эффект не только на клуб, но и на всю Каталонию. Провинция страдала от сурового режима диктатора Франко, сидевшего в столице, так что победа над «Реалом» имела колоссальное политическое значение. Я сам это обнаружил, когда решил зарегистрировать новорождённого Жорди в Барселоне.

Пока Данни восстанавливалась в госпитале, я зарегистрировал Жорди в Амстердаме (официально его полное имя звучит как Йохан Жорди, но известен он только под вторым именем). В Барселону я привёз с собой голландские бумаги, чтобы суметь зарегистрировать ребёнка в Испании, как того требовал закон. Всё бы хорошо, вот только регистратор мне сообщил, что Жорди, каталонское имя (святой Жорди – покровитель Каталонии), официально запрещено, а значит, сына будут регистрировать под именем Хорхе, это испанская версия имени.

«Тогда у нас проблема, – сообщил я чиновнику. – Его зовут Жорди, и имя Жорди останется его именем. Если вы не согласитесь регистрировать, я пойду в инстанцию выше, но в этом случае регистрация станет уже вашей проблемой».

Моя позиция в меньшей степени касалась политики и в большей нашего права самостоятельно определять, как будут звать нашего ребёнка. Поскольку мы не знали, какого пола будет ребёнок, в декабре предыдущего года мы остановили свой выбор на двух именах: Нурия для девочки и Жорди, если окажется, что новорождённый будет мальчиком. В Нидерландах такие имена никто не слышал, и мы с Данни решили, что они будут выделять нашего ребёнка.

Чем ближе были роды и чем больше людей в Испании узнавали о нашем выборе имён, тем чаще мы слышали, что нам лучше забыть о каталонском варианте Жорди. Я незамедлительно ответил, что Данни и я сами решим, какое имя дать своему ребёнку, и никто другой за нас решать не будет. Мы выбрали эти имена, потому что они нам нравились, а не потому что у кого-то из нас был родственник с таким именем. Мы уже назвали свою первую дочь Шанталь, а это французское имя. Сусила – индийское. Вопрос этот касался и жизненных взглядов людей нашего поколения. Порой мы делали такое, что шло вразрез с правилами и нормами, общепринятыми для предыдущих поколений людей.

Чиновнику в Барселоне я сказал то же самое. Сначала он заявил, что это невозможно. На что я ответил, что ему крупно не повезло, если это действительно так. Эмоции националиста, вызванные игрой с «Реалом», тоже, должно быть, сидели у него в голове, но в конечном счёте мне удалось дать ему достойное оправдание, которым он мог воспользоваться. Так как я сначала зарегистрировал Жорди в Амстердаме, я смог показать ему голландское свидетельство о рождении и сказал, что он не может просто так отклонить подачу официального документа. Ведь что бы он ни написал, свидетельство будет действительным во всех остальных странах мира. Это успокоило его, и он зарегистрировал Жорди без дальнейших проволочек. Таким образом победа 5:0 имела не только огромную эмоциональную ценность для каталонского народа; мой сын тоже получил от неё выгоду в офисе того чиновника. Поскольку я сомневаюсь, что регистратор так легко и быстро согласился бы изменить своё мнение, если бы мы проиграли в Мадриде или плелись где-нибудь на дне таблицы.