В День середины лета (24 июня), посреди толпы придворных, собравшихся в большом зале замка Тур под председательством королевы, Людовик впервые встретил девочку, на которой ему предстояло жениться на следующий день: маленькую Маргариту Шотландскую, которой тогда было 11 лет. Дочь Якова I, короля-поэта, была восхитительным и капризным ребенком, нежным северным цветком. Людовик покорно поцеловал ее, затем, взяв за руку, подвел к своей матери королеве. Та, быстро справившись с церемониальными обязанностями, отвела молодых людей в свои апартаменты, чтобы немного развлечь их перед ужином.

На следующий день, когда Людовик прибыл в часовню замка в серо-голубом бархатном костюме, украшенном золотом, Маргарита ждала его, одетая в длинный плащ, с короной на голове. Хронисты сообщают, что сопровождающие, будь то французы или шотландцы, были одеты в свои лучшие одежды, и что Карл VII и королева вошли в часовню вслед за молодой парой. Вскоре после этого большинство шотландцев были отправлены домой, и поэтому жаловались на немилость французского короля. Поскольку жених и невеста были слишком молоды, чтобы заключить брак, Маргарита поступила под опеку королевы, чтобы завершить свое придворное образование.

Что Людовик думал о своей невесте и что она думала о нем, неизвестно. Но возможно, что он испытывал к ней неприязнь еще до того, как она села на корабль, который должен был отвезти ее во Францию, ведь ее выбрал его отец.

Король не планировал никаких рыцарских турниров в честь свадьбы Людовика, хотя в те времена нужно было сломать не одно копье, чтобы брак виконта не выглядел слишком скучным. Карл даже не соизволил покинуть свой замок в Амбуазе, чтобы встретить невесту своего сына, и в день свадьбы прибыл в Тур лишь за несколько минут до полудня. Он выразил свое почтение шотландской принцессе, но не похоже, чтобы он посетил Дофина. Когда он вошел в часовню на свадебную церемонию, он все еще был одет в серый костюм, который носил во время верховой езды, и все могли видеть, что он даже не потрудился избавить свои сапоги от шпор.

Насколько нам известно, Карл до тех пор не проявлял особого интереса к Людовику, но внезапно его отношение к сыну стало откровенно оскорбительным. Ни элементарная отцовская привязанность, ни чувство королевского долга, которые обычно побуждали королей заботиться о благополучии и достоинстве сыновей, не смогли побудить его ни к чему хорошему. Несомненно, его поведение было продиктовано чувством зависти к уверенному в себе, сильному и смелому принцу. В прошлом дистанция, на которой он держал своего сына, похоже, сдерживала ревность, которая теперь подстёгивалась постоянным присутствием последнего. Для короля безразличие — иногда ядовитое безразличие — стало инструментом, с помощью которого он надеялся исправить слишком своевольного сына. Что касается Людовика, то он, очевидно, не пытался скрыть, что он думает о жалком правлении своего отца и что он чувствует по поводу отсутствия у него силы воли. Он был уже достаточно взрослым и умным, чтобы составить собственное суждение о Карле, но он был слишком молод, чтобы скрыть презрение, которое отцовская благосклонность могла бы смягчить, и слишком нетерпим к любой форме подчинения, чтобы принять роль покорного сына. Дофина и короля уже разделяла пропасть предрассудков и взаимного неуважения.

2. Недостойный сын

Три года спустя 16-летний Людовик вступил в сговор с недовольными принцами крови, чтобы самому взять бразды правления в свои руки.

После женитьбы он стал играть роль Дофина при королевском дворе. Когда его формальное образование было завершено, он получил свой собственный двор; его воспитатель, Жан Мажори, стал его духовником, и ему была назначена ежегодная скромная пенсия. Двором Дофина управлял самый набожный и строгий барон того времени: Бернар, граф де Пардиак, младший брат буйного графа д'Арманьяка. Ни один крестьянин не стоял на коленях более смиренно, чем он, молясь Богу; во время еды он садился среди слуг, чтобы читать Библию. Если его характер и не склонял молодого Людовика к подражанию этой пуританской строгости, он, тем не менее, испытывал глубокое уважение к графу, сына которого он однажды возведет в герцогское достоинство.

К тому времени двор Карла VII приобрел вполне королевское достоинство. Падение Тремуя привело к власти Анжуйский дом в лице младшего брата королевы, Карла, графа дю Мэн, человека хоть и не очень умного, но обладавшего тем не менее выдающимися способностями. Теперь, когда монархия начала заслуживать этот титул, другие бароны стремились войти в Королевский Совет и добивались расположения короля.

Осенью 1436 года Людовик сопровождал своего отца в южные провинции для сбора денег. Там он услышал, как не один делегат жаловался на злоупотребления королевских чиновников и беспорядки, вызванные ссорами дворян. Путешествуя по сельской местности, опустошенной крупными компаниями наемников, которые стали известны как живодеры, он видел, что окружение короля было щедрым на слова, но скупым на дела. Игнорируемый своим отцом, хотя он и стремился играть свою роль, Людовик установил определенные контакты с великими баронами (такими как герцог Бургундский), которые, будучи отстраненными от власти, хотели свергнуть режим, установленный графом дю Мэн. Летом 1437 года, чтобы удовлетворить общественное мнение, которое требовало активной войны с англичанами, королевское правительство организовало небольшую экспедицию, чтобы выбить вражеские гарнизоны из укрепленных мест в верхнем течении Сены. В возрасте 14-и лет Людовик получил возможность "сделать первый шаг". В июле он возглавил штурм Шато-Ландон и быстро захватил город. Затем он вернулся ко двору, где, чтобы стать настоящим мужчиной, заключил брак с Маргаритой, маленькой шотландской принцессой.

Похоже, именно скромный триумф Дофина заставил Карла внезапно проявить интерес к военному делу, которого он никогда раньше не проявлял и никогда не проявит впоследствии. В качестве главнокомандующего король участвовал в главной кампании лета — осаде и взятии важного города Монтеро. 12 ноября (1437) король и Дофин, без шлемов, но в доспехах, торжественно въехали в Париж. Парижане надеялись, что их государь снизит налоги, обеспечит продовольствием голодающее население и избавит регион от английских мародеров. Вместо этого, снова погрузившись в благодушную летаргию, король незаметно покинул столицу и ее проблемы, чтобы вернуться в приятную для него долину Луары… "не сделав ничего хорошего, и казалось, что он приехал только посмотреть город".

В начале следующего года Карл дю Мэн запланировал на лето еще более амбициозную кампанию, но в слабых руках короля эти планы сошли на нет. Осенью урожай был катастрофическим, голод и эпидемии унесли тысячи жертв. Вынужденные принять меры, советники Карла приняли решение о новой экспедиции в Лангедок, который опустошали живодеры[10]. В конце весны 1439 года король и Дофин прибыли в Ле-Пюи на открытие Штатов провинции. Собрание