Чуть дальше в тени сада прятались более скромные постройки: конюшни, хранилища для еды, домик прислуги и рабов.

Зафир вар Ияд не считал нужным проявлять скромность ни в чем. Подобно другим представителям старой знати, он полагал демонстрацию богатства своей обязанностью. Древняя кровь — признак могущества рода, а достаток — доказательство мудрости и влиятельности.

Дом его стоял в самой тихой и нарядной части города. Квартал знати, место, охраняемое едва ли не так же тщательно, как дворец. Право жить тут имели лишь избранные, вход сюда был закрыт не только для простолюдинов, но и для успешных купцов и новой знати, возвышенной императором за верность трону.

Только здесь Зафир чувствовал себя самим собой. Окружение будто нашептывало ему слова поддержки, одновременно вдохновляя и успокаивая. Ласковой прохладой веяло от толстых стен, тускло поблескивала мебель красного дерева, обильно украшенная перламутром. В тишине своего жилища Зафир мог предаваться размышлениям или разговорам, точно зная, что все сказанное останется внутри этих стен.

Легкими тенями скользили по дому вышколенные слуги, им было строжайше запрещено нарушать покой хозяина не то что разговорами, а даже шорохами. Жены и дочери Зафира старались сохранять молчание, когда господин находился у себя. Они были обязаны выказывать почтение главе рода, неукоснительно следуя его приказам и соблюдая заведенный порядок.

Исключение старик делал лишь для своих сыновей: им, как мужчинам и наследникам, было дозволено вести разговоры и даже принимать у себя гостей.

Однако сегодня покой и тишина были нарушены странным визитером. Он явился, когда на землю пали густые сумерки, и тихо постучал в ворота. Двери ему открыли без единого вопроса, п — видимому, его ждали.

Господин Вали Шаб скинул на руки молчаливого слуги широкий темно-коричневый джеллаб. Просторное одеяние отлично маскировало его полноватую фигуру, а капюшон бросал глубокую тень на лицо. Даже если кто-то посторонний и заметил на улице странного человека, то опознать его не сумел бы. Однако случайных прохожих видно не было, а охранники никогда не отличались болтливостью. За то и получали плату полновесным серебром.

— Почтенный Джалил, — хозяин вышел на порог дома, чтобы встретить гостя. — Хорошо, что вы так быстро откликнулись на мое приглашение.

— Милорд, это честь для меня — старший евнух поклонился, приложив правую ладонь по традиции пустынников сперва ко лбу, затем к губам и, наконец, к сердцу. — Уверяю, наше общее дело гораздо важнее мелких склок в гареме.

— Приятно слышать, — губы старика сжались в тонкую линию. — Боюсь, что у меня для вас не самые радостные вести.

Двое мужчин прошли в кабинет хозяина и разместились на мягком диване у окна. На низеньком столике дымилась курительница с ароматными смолами, на серебряном блюде горкой лежали сладости, пропитанные медом, а в хрустальных стаканах ожидал чай из мяты со льдом — роскошь, доступная в жару лишь немногим избранным.

Старший евнух не спешил начинать разговор. Поспешность — удел мелких торговцев, а не уважаемых всеми господ. Впрочем, Зафир не стал откладывать важное дело и, едва Джалил отведал угощение, сообщил:

— Сегодня на малом совете было принято решение допустить на собрания мать юного императора. Дикость какая-то. Я сделал все возможное, чтобы помешать этому, но, увы, регента поддержали почти все.

— Занимательно, — протянул евнух, перебирая в руках четки. Ограненные камешки вспыхнули в свете огней разноцветными искрами. — Значит, сиятельная госпожа унаследовала союзников леди Мейрам? Я уж надеялся, что с отъездом нашей золотоволосой красавицы в городе наступят тишина и спокойствие.

— А что сиятельная госпожа?

— Не изменяет себе: уравновешена, немногословна. Я не могу прочесть ее. Она слишком осторожна, чтобы показывать кому-то свои истинные чувства, а наблюдать умеет, как никто другой. Увы, почивший Сабир и глава его тайной службы, сами того не желая, вырастили из тихой и послушной рабыни достойную Золотого двора императрицу.

— Мне тоже не нравится, как поворачиваются события. Арселия постоянно находится подле юного императора, ее влияние на мальчика невозможно переоценить. Пока она рядом с сыном, трудно вложить в его голову нужные нам мысли.

— Возможности есть всегда, — Джалил довольно улыбнулся. — Но, как я и говорил ранее, без матери Адиль будет более покладистым, — старший евнух отложил четки. — Я давно наблюдаю за ней. Вы опасаетесь ее, но меньше, чем нужно. Эта скромница выжила в войне, стоившей жизни самому императору. Ее не тронули ни разгневанная дармсудская чернь, ни войска северян. Более того, регент благоволит к ней. Арселию любят в народе, и Ульф Ньорд, разумеется, знает об этом. Их политический союз выгоден обоим: она может превратить его из захватчика в законного наместника, по крайней мере в глазах толпы, а он обеспечивает поддержку малолетке.

— Вы говорите о будущем императоре, подбирайте слова точнее, — нахмурился Зафир, взгляд его стал неприязненным и холодным. — Не забывайте: в Адиле течет кровь Сабира, а значит, и огромная власть над Стихиями.

— Я помню об этом. Вы знаете мое мнение: дитя на троне — это удобно, но лишь если мы сможем влиять на его решения. Тогда мальчик вырастет безвольным и слабым, а наша власть будет колоссальной. Если же Адиль останется недосягаем и доживет до своего совершеннолетия, род Фаррит снова укрепится, и мы уже не сместим правящую семью. Я бы предпочел видеть императорский венец на голове человека предсказуемого и поддающегося влиянию. Или хотя бы не одаренного магией и принадлежащего к уважаемому роду, — он бросил долгий взгляд на хозяина дома.

Зафир Вар Ияд сделал вид, что не заметил последнюю фразу. Он поднялся, махнув рукой гостю, чтобы тот не утруждался и не вставал — знак особого расположения к младшему по статусу человеку — и прошелся по комнате, погрузившись в размышления. Лицо его, изборожденное глубокими морщинами, выглядело совершенно равнодушным, лишь тонкая складка между бровями и недобрый блеск темных глаз говорили о его волнении.

— Неприятно признавать, но Ульф Ньорд оказался слишком дальновиден. Если бы он убил мальчика и открыто посягнул на титул императора, то против него поднялись бы и войска, и знать, и чернь. Если бы сделал Адиля заложником или выслал прочь Арселию, то обвинили бы в насилии над сиятельным семейством и со временем сместили. А теперь он выглядит благородным защитником и наставником будущего императора. Адиль же подобен мягкому воску: из него можно вырастить союзника и друга. Тогда мы останемся не у дел окончательно, — он тяжело вздохнул и тут же добавил: — Если только союз между императрицей и регентом не даст трещину.

— И как этого добиться? — Джалил чуть подался вперед.

— Открыто — никак. Слухам или доносам Ульф Ньорд не поверит, не тот у него характер, да и учился он у выдающегося человека. Я рад, что Хальвард, герцог Недоре, сгинул вслед за Сабиром. Против него у нас не было бы шансов. Но есть совершенно очевидное решение. Вы ведь хорошо знаете наши законы? Сиятельную госпожу Арселию можно лишить императорского венца без скандалов и крови: если она вновь выйдет замуж, то потеряет и титул, и право находиться при дворе. Без ее поддержки позиции регента ослабнут, да и влиять на Адиля станет не в пример проще: подобрать нужное окружение, учителей, друзей.