На этом варианте мы и остановились, что покупаем двадцать тортов. Десять Нинэль, дивить родню Гориллы, десять в свободную продажу.

— Возвращаться сюда будем? — спросил Данила. — А то я тогда забираю все сладкие пирожки и фотоаппарат.

— А где же ты собираешься до вечера держать торты? Конечно, будем.

Данила все равно взял с собою в дорогу наш нехитрый скарб:

— Так вкуснее ходить, и, может быть, где-нибудь сфотографируемся.

Путь к фабрике тортов лежал мимо квартала «новых русских». Я с гордостью показывал Даниле суперсовременное здание нефтегазовой компании и их жилой комплекс.

— Вот бы присосаться к трубе нефтяной или газовой, — мечтательно произнес Данила.

— Таких желающих знаешь сколько, и у нас, и на Западе?! Труба-то одна, а желающих легион, у кого сильные локти, тот первый и дорвался до нее. Видишь, где теперь такие чемпионы живут, — и я кивнул головой на красивый высокий дом с эркерами, подземными гаражами, — там еще внутри у них зимний сад, теннисный корт и бог знает что. Внутрь просто так не войдешь, кругом охрана. У них за забором, как в тюрьме, свой отдельный мирок. А ты — «присосаться».

Данила постоянно крутил головой, восхищаясь. Мы как раз проходили недалеко от пропускного пункта, ведущего на территорию жилого комплекса. Шлагбаум периодически поднимался и опускался, впуская и выпуская крутые иномарки.

— Глянь сюда, узнаешь? — Данила кивнул головой на джип «Гранд Чероки», стоявший метрах в тридцати от контрольно-пропускной будки охранников. Он стоял не с внутренней, охраняемой стороны, а с внешней, с улицы. Молодец Данила, угадал марку машины, на которой ездил Хват-Барыга, самый крутой бизнесмен из нашего городка. Я теперь сам, поживши неделю-вторую за городом, считал городишко своим.

— Этого добра по Москве знаешь сколько, пруд пруди!

— Да нет, ты на номер посмотри, узнаешь?

— Три пятерки подряд и потом еще буквы.

— Машина Хвата! А я что говорю, — гордость распирала Данилу, как будто он забил гол в ворота «Баварии».

— Я и не знал. — В моем ответе сквозило равнодушие.

— Значит, он где-то здесь живет, раз машину поставил, считай, на проезжей части. Давай подождем его, поболтаем немного, — предложил Данила.

— Неудобно как-то, — стал я отговаривать приятеля. Как ему объяснишь: это у нас там, в городке можно запросто подойти к любому и болтать с ним хоть два часа, никому и в голову не придет, что ты что-то делаешь не так. А тут этот мегаполис — Москва, болтать без дела с малознакомым человеком не принято.

— Чего неудобно? Спросим, как дела.

— Он что, тебе про свои дела начнет рассказывать? — решил я остудить пыл приятеля. Но не так легко переубедить Данилу. Деревня такая непосредственная — считает, что если с кем-то знаком, то можно запросто из одной миски щи хлебать. Данила предложил:

— Помнишь, у него кредит был в миллион долларов, в банке брал, — поговорим, узнаем, погасил он его или нет. Спросим, где живет? Может, в гости пригласит?

Я рассмеялся:

— Максимум на что можешь надеяться, это если он тебя на машине до метро подбросит. Пошли за тортами, здесь недалеко.

К кондитерской фабрике, специализирующейся на тортах «Птичье молоко», мы пошли через пустырь. Я подумал, что через захламленный фабричный двор путь в фирменный магазин будет короче, и повел Данилу через него. Мы заблудились в двух соснах. Пришлось возвращаться обратно. По ошибке зашли в какое-то темное помещение. Мы уже выходили из него, когда в пустой двор заехала иномарка с заляпанными номерами и загородила нам выход. Я оглянулся в поисках другого выхода. Его не было. Из машины вышел узбек и осторожно огляделся. Я попридержал Данилу руками. Подождем. Не хотелось ни перед кем объясняться и доказывать, что мы заблудились.

Где-то хлопнула дверь. Послышались шаги. Кто-то, невидимый нам, подошел к машине узбека. Кто — непонятно. Мы только видели, как узбек открыл багажник и начал передавать пакетики с белым порошком. Много пакетиков. Вся эта процедура заняла не более двух минут. Когда узбек захлопнул крышку багажника, до нас донеслось:

— Деньги получишь в гараже.

— Хорошо, Палыч, — согласился узбек.

В это время щелкнул фотоаппарат Данилы. Он сфотографировал узбека.

Снова хлопнула дверь, скрывая невидимого нам человека. Машина взвыла мотором и выехала со двора. Узбек уехал. Прошла еще минута, пока мы осмелились выглянуть из нашего случайного укрытия. Мы с Данилой переглянулись.

— Быстро они обтяпали дельце.

— А почему Палыч не отдал сразу деньги, как ты думаешь? — Мой приятель растерянно смотрел на меня.

Я понимал, что Даниле хочется спросить, что там привез в прозрачных пакетиках узбек из Средней Азии, но он не решается спросить.

— Партия, видишь, какая большая, пока ее распространишь мелким оптовикам, знаешь, сколько времени уйдет! — Я говорил таким тоном, словно сам с утра до вечера кручусь в тех кругах, где торгуют белым порошком.

Мне страшно было выговорить название того, что находилось в пакетиках, но вдвоем с Данилой мы думали об одном и том же. Во всем мире белый порошок в пакетиках — это… Так и не назвав его своим именем, я сказал:

— Главное, как хитро придумали. При фабрике есть фирменный кондитерский магазин. В магазин в день заходят тысячи покупателей, иди отследи, куда дальше уйдут пакетики.

— А если на Петровку позвонить?

— На Петровке небось меньше работников, чем в магазине за день покупателей, каждому на хвост не посадишь оперативника. Купим торты, потом позвоним, нечего горячку пороть, — успокоил я своего не в меру совестливого товарища.

Теперь уже крадучись мы выбирались из сарая. Никому эти задворки не нужны, никто нам не встретился, никто нас не остановил. Мы обежали фабрику и скорее скользнули в фирменный магазин, находящийся с противоположной стороны… Бог ты мой, какой там только красоты не было, и все торты «Птичье молоко». У Данилы разбежались глаза. Вот бы где ему директором работать.

— Мне даже пирожки расхотелось есть. — В его устах такое признание звучало как высшая похвала.

— Может быть, разных возьмем? — спросил я, имея в виду разные по цене, весу и исполнению торты «Птичье молоко».

— Нельзя. Как ты на стол поставишь одному хуже, другому лучше. У всех должно быть одинаково, иначе гости обидятся, — с крестьянской убежденностью нарезал он гостям Гориллы одинаковые ломти.

— Твое дело! Плати тогда две тысячи. Когда подошла наша очередь платить, Данила положил на блюдце кассирше две тысячи рублей и сказал:

— На все!

Сзади засмеялись. Данила покраснел. Я уточнил кассирше: