— Не против, если я тут чаю попью?

Я проглотила комок в горле. Мне показалось, что все это услышали.

— Да, если хотите. Но… лучше сядьте на скамью. Вам будет удобнее.

— Мне удобно тут, ребёнок. К тому же так я смогу проверить, как продвигается лечение.

— Лечение? Но я ничем не лечусь. Я даже от обезболивающего отказалась.

Матвей ослепительно улыбнулся.

— Молодость ― лучшее твоё лекарство. Обычно в таком юном возрасте связки восстанавливаются быстро. Хотя конечность лучше не перегружать.

Он аккуратно нажал пальцами на сустав, вырвав у меня слабый стон.

— Я не так юна, как Вы обо мне думаете. Мне двадцать, скоро будет двадцать один.

— Ага, через одиннадцать месяцев. ― Машка, которая всегда забывала поздравить меня с Днём Рождения, вспомнила об этом совсем некстати.

— О, если ты не так юна, так что же говорить обо мне?

— А сколько Вам, Матвей Дмитриевич?

Мужчина рассмеялся.

— Тридцать семь. Я вам в отцы гожусь, девочки.

— А вот и нет. ― Машка очень красиво надула пухлые губки. ― Моему папе пятьдесят семь. Так что, если это всё, что Вас волнует, можете вернуться на своё место. ― Она нетерпеливо похлопала ладошкой рядом с собой.

— Машенька! Пусть Матвей сидит там, где ему удобно. ― Баба Маня принесла из кухни поднос с душистыми булочками. ― Вот радость нам привалила, Даша! Дождались внучат.

Дарья Филипповна вздохнула.

— Да чего там, Маняша, ты ещё успеешь насладиться общением, а мой не сегодня, так завтра съедет.

Машка насторожилась.

— Матвей! А разве Вы не местный?

Сосед рассмеялся, а Дарья Филипповна всхлипнула.

— За границей он живёт, девочка, редко меня балует приездами, да и гостит недолго.

— За границей? Очень интересно. И чем Вы там занимаетесь? ― подруга подпёрла кулачком хорошенькое личико.

— Живу, работаю, словом, ничего интересного.

Я чувствовала, как пальцы мужчины нежно поглаживают мою голень чуть выше бинтов. Делал ли он это намеренно? Вряд ли, скорее по инерции.

— Жених Яны тоже учился и работал за границей, а теперь вернулся в Россию. Кстати, подруга, вы после свадьбы в Лондон поедете или в Москве останетесь?

Я просто позеленела. Вот же… стерва!

— До свадьбы ещё дожить надо, Машка. Если эта деревня меня не убьёт или не сделает инвалидом…

— Матюш, а ты бы девочек завтра на лодке покатал!

— Или не утопит. ― Добавила я уже тише.

Мы провожали гостей, когда солнце почти село. Нужно было возвращаться в дом. Комары слетались на свет лампочек и жалили беспощадно.

Пашка отнёс меня в мансарду, и я прилипла к полуоткрытому окну. Мне было прекрасно видно, как у калитки Машенька протянула Матвею изящную ручку, словно для поцелуя. Сосед не заметил, или сделал вид, что не заметил этот милый жест, и, резко повернувшись, покинул угодья бабы Мани.

Через четверть часа подруга присоединилась ко мне.

— Ничего не понимаю. Этот тип совершенно не реагирует на меня.

Ага, теперь уже не мачо, а тип?

— Не нервничай так, дорогая. Возможно, в его вкусе грудастые доярки.

Машка зло блеснула глазами в темноте.

— Тебе хорошо говорить. Вон какие себе отрастила. Теперь понятно, почему этот мужик отирается около тебя. Ох, и хитрая ты, подруга, а всё дурочкой прикидывалась.

— Вот те здрастье! Можно подумать, я специально и с яблони слетела и в овраг нырнула.

Машка подползла ко мне ближе и взяла за руку.

— Ян, ну зачем он тебе? У тебя же Славик есть. Оставь Матвея мне. Прям не знаю, что со мной творится.

Я выдернула руку.

— Я его не держу. А с тобой творится известно, что. Тебе просто раньше никто не отказывал. А такое тоже случается. Взрослей, Маняша.

Я перевернулась на живот и постаралась заснуть. Какой там! Сначала мне было душно, потом ныла нога. Уже под утро я размотала бинт и почувствовала себя легче. Потихоньку спустившись на кухню, я открыла холодильник и достала минералку. В доме стояла звенящая тишина. То ли все ещё спали, то ли уже были во дворе. Я посмотрела на ходики. Шесть ноль-ноль. Прихрамывая, я вышла на улицу, наслаждаясь утренней свежестью. Бабу Маню я нашла в огороде за сбором клубники. Я поразилась тому, как тут всё изменилось за день. Грядки были прополоты, где нужно перекопаны, деревья побелены. Наша охрана поработала на славу.

— А, Яночка? Чего так рано?

— Доброе утро, баба Маня! Не спится. Давайте, помогу.

Старушка только руками всплеснула.

— Да ты чего такое говоришь? Тебе же ножку беречь надо. Ступай и ложись на диван, а я тебе молочка парного принесу.

Я присела рядом и принялась обрывать сочные ягоды.

— Я не инвалид, баба Маня. И мне в радость помочь.

Мы уже набрали ведёрко, когда за забором кто-то кашлянул.

— Привет труженикам полей!

Я подняла голову и покраснела. Матвей стоял, облокотившись на изгородь, в одних шортах и широко улыбался. Я тоже поднялась на ноги и тут же пожалела об этом. Сейчас моё великолепное взрослое тело прикрывала совершенно детская пижамка, состоявшая из шортиков и топика с огромным цыплёнком на груди. Я съёжилась под оценивающим взглядом мужчины.

— Очень милый цыплёночек, малыш. Кстати, как твоя нога?

— Вашими молитвами.

— А ну, иди сюда.

Вот чёрт! Баба Маня подхватила урожай и направилась в дом, оставляя меня наедине с самым прекрасным мужчиной на свете. Я медленно подошла к забору. Сосед легко перемахнул через изгородь и присел на корточки. Его чуткие пальцы прошлись вверх и вниз по ставшей такой чувствительной коже. Я ощутила, как горячая волна накрыла меня с головой.

— Так приятно. Ой, то есть совсем не больно.

— Правда? Тогда через час встретимся, и на речку. Пойдём, провожу до крыльца.

Я благодарно опёрлась на руку мужчины.

— У вас такая интересная татуировка. Что она означает?

Красавец пожал плечами.

— Зверь, просто зверь, хитрый и безжалостный.

— Но почему?

— Думаю, это моя сущность, которую я тщательно скрываю. Я опасен и ужасен.

— Великий и могучий Гудвин.

— Страшнее, гораздо страшнее. ― Он рассмеялся и перенёс моё тело через две ступеньки, поставив у двери, прикрытой тюлевой занавеской. ― Собирайся, малыш. Кстати, не забудь крем от загара.